Узурпаторы и самозванцы "степных империй". История тюрко-монгольских государств в переворотах, мятежах и иностранных завоеваниях | Роман Почекаев | страница 74 | LoveRead.ec

Поскольку самозваный хан не только действовал против легитимных властей Коканда, но и объявил «священную войну» против Русских, власти Туркестанского края наконец решили напрямую вмешаться в дела ханства. В декабре 1875 г. экспедиция под командованием полковника (впоследствии генерала) М. Д. Скобелева выкупила против восставших, которые после ряда поражений стали разбегаться, несмотря на то что лже-Пулад-хан пытался навести в своих войсках порядок даже показательными казнями. В январе 1876 г., восстановив на троне Наср ад-Дина, русские войска нанесли окончательное поражение самозванцу, который бежал, но вскоре был схвачен родственниками казненных им военачальников и выдан царским войскам. Учитывая, что самозванец бросил вызов не только кокандскому трону, но и Российской империи, он был судим военным судом в Маргелане и приговорен к повешению в феврале 1876 г.^[724] Однако его движение в конечном счете привело русские власти к мысли о нецелесообразности дальнейшего существования Кокандского ханства, и оно было ликвидировано в том же году.

Узурпаторы по воле османских султанов:
Дукчи-ишан и Джунаид-хан

Довольно нетипичный пример самозванства являл собой предводитель Андижанского восстания 1898 г. против российского владычества Мухаммад-Али-халифа, более известный под именем Дукчи-ишана. Этот ферганский религиозный и политический деятель был даже возведен восставшими в ханы, причем не претендовал на родство ни с Чингизидами, ни с постчингизидскими династиями. Зато он выдавал себя за эмиссара (халифа) османского султана Аб-дул-Хамида II, предъявляя в знак подтверждения своих полномочий фальшивую грамоту, якобы дарованную ему султаном, являвшимся также халифом, т. е. духовным главой всех правоверных мусульман, для ведения священной войны против русских. Кроме того, как показывали арестованные соучастники Дукчи-ишана, султан передал ему и другие атрибуты власти — золотое кольцо и зеленое знамя газавата. Эти свидетельства поддержки со стороны халифа внушили такое доверие к Дукчи-ишану, что восставшие даже провозгласили его ханом с соблюдением полагающейся церемонии поднятия на белом войлоке^[725].

Возникает вопрос: ханом какого государства могли видеть его ферганцы? Ведь их собственное ханство было упразднено имперскими властями за 22 года до восстания. Таким образом, если не Дукчи-ишан, то стоявшие за ним политические силы ставили цель ни более ни менее как реставрации Кокандского ханства! Духовный авторитет предводителя восстания, а также поддержка его османским султаном-халифом (пусть даже и подтвержденная всего лишь сфальсифицированным султанским фирманом), по их мнению, могли способствовать достижению этой цели. Другое дело, что в случае успеха на трон восстановленного ханства можно было возвести одного из представителей прежней династии Минг, которые в это время оставались не у дел, получив насмешливое прозвище «ханы-сироты»^[726].

Лишь после подавления восстания фальсификация была обнаружена. Причем сам Дукчи-ишан категорически отрицал, что пользовался этим документом, вполне обоснованно полагая, что за это его могут осудить не только как предводителя бунтовщиков, но и как агента иностранного государства. Равным образом он отрицал свое намерение занять ханский трон и даже заявлял, что противился такому решению своих приверженцев, утверждая, что при русских властях жить стало лучше, чем при ханах^[727]. Тем не менее нельзя не отметить связь Дукчи-ишана с представителями правящих кругов бывшего Кокандского ханства. В частности, он являлся мюридом Султан-хана-торе, по некоторым сведениям, в прежние времена активно участвовавшим в интригах против хана Худояра^[728]. Кроме того, согласно материалам следствия по итогам Андижанского восстания, среди его участников было немало бывших кокандских сановников, оставшихся не у дел после ликвидации ханства, да и несколькими годами ранее несколько авантюристов, боровшихся против российской власти в Фергане, выдавали себя за потомков ханов Коканда^[729].

Неоднозначность выбранного Дукчи-ишаном средства обоснования своих прав на власть вызвала противоречивое отношение к нему в Фергане: одни готовы были почитать его и как духовного лидера, и как светского повелителя, другие видели в нем бунтовщика и самозванца, что нашло отражение даже в сатирических стихотворных произведениях^[730]. Особенно критиковали его те представители населения Ферганы, которые понимали всю несопоставимость сил восставших и мощи Российской империи и полагали, что вполне можно оставаться мусульманами даже под властью «белого Царя», тогда как Дукчи-ишан своей попыткой газавата «опозорил свой народ», а его действия характеризовали как «содеянный по безумству мятеж»^[731].

Андижанское восстание отличалось кратковременностью: несмотря на тщательную подготовку, оно продлилось всего двое суток (в ночь с 17 на 18 мая 1898 г. восставшие атаковали казармы Царских войск в Андижане, а 19 мая все бунтовщики уже были схвачены). Однако поскольку оно прошло в период наиболее противоречивого курса российских властей по отношению к сред, неазиатскому исламу, туркестанская администрация отнеслась к нему весьма серьезно и стала разрабатывать проекты изменения взаимоотношений с мусульманским населением^[732].

В какой-то мере более удачно сумел трансформировать религиозный фактор в национальный вождь туркменского племени йомуд Мухаммад Курбан Сардар, более известный как Джунаид-хан — последний монарх, вернее, диктатор, Хивинского ханства. Этот родоплеменной предводитель^[733] начал свою борьбу за власть в ханстве, опираясь на фирман, выданный ему «повелителем правоверных» — турецким султаном, являвшимся также халифом. Однако уже в 1916 г. он стал использовать этот фактор для привлечения на свою сторону хивинского населения в борьбе против русских властей в Хиве, требовать их изгнания из ханства^[734].