Дом правительства. Сага о русской революции - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Слезкин cтр.№ 329

Страница

Елена Дмитриевна Стасова

Большинство недавно освобожденных жителей не имели возможности вернуться в Дом и вернуть свою собственность (хотя многие приложили к этому немало усилий). Они переезжали к детям, искали комнаты в коммунальных квартирах или находили убежище в Доме ветеранов партии в Переделкине, недалеко от «райских мест», где Лева Федотов и Женя Гуров рисовали мост через речку за десять дней до начала войны. (Когда Антонине Захаровне Петерс и Розе Лазаревне Маркус стало трудно жить в Доме правительства, они переехали в Дом ветеранов в Переделкине. Роза Лазаревна умерла в возрасте 92 лет. Женя Гуров был на похоронах.) Чтобы «смыть пятно» и получить право на лучшую пенсию, жилплощадь и медицинскую помощь, бывшие заключенные нуждались в «реабилитации» (официальном подтверждении невиновности) и – вопрос особой важности для многих из них – восстановлении в партии. Чтобы сохранить революцию для истории и спасти своих близких от забвения, они нуждались в посмертной реабилитации расстрелянных. Для этого требовались характеристики от видных старых большевиков, знавших их до катастрофы. Найти таких людей было нелегко. Из тех, кто не был арестован, Платон Керженцев умер в 1940 году, Феликс Кон в 1941-м, Пантелеймон Лепешинский в 1944-м, Сергей Аллилуев, Арон Сольц и Владимир Адоратский в 1945-м, Розалия Землячка в 1947-м, Николай Подвойский в 1948-м, Александр Серафимович и Георгий Димитров в 1949-м (тело Димитрова было забальзамировано Збарским и выставлено в мавзолее в Софии), Яков Бранденбургский, Максим Литвинов и Ефим Щаденко в 1951-м. Другие не хотели ручаться за нереабилитированных. У тех, кто остался у власти, имелись – за исключением Анастаса Микояна – другие заботы ^[1900].

Главным исключением была Елена Дмитриевна Стасова, которой в 1956 году исполнилось восемьдесят три. Старейшая из старых большевичек, она познакомилась с Крупской в середине 1890-х, вступила в партию в 1898-м, работала подпольным агентом «Искры» (под кличкой «Абсолют»), сидела в тюрьме, долго жила в ссылке и эмиграции, работала секретарем ЦК до назначения Свердлова и занимала ведущие посты в Коминтерне, Центральной контрольной комиссии и МОПРе до 1938 года, когда Сталин отправил ее на пенсию. («Тяжело это очень, – писала она ему, – так как не было, нет и не будет у меня иной жизни, кроме жизни партии».) С 1938 до 1946 года Стасова возглавляла французскую и английскую редакции журнала «Интернациональная литература», а в 1948-м получила строгий выговор за выступление, в котором сказала, «что Владимир Ильич одинаково относился ко всем товарищам, и даже Бухарина он называл Бухарчиком». («Эти слова сорвались у меня, – писала она Хрущеву в 1953 году, – но, конечно, ими я допустила грубейшую политическую ошибку, и после процесса над Бухариным я не имела никакого права говорить того, что я сказала».) Она славилась раздражительностью, неуживчивостью и отсутствием чувства юмора. (По словам жены Голощекина, когда тот «за что-то проштрафился», Сталин пригрозил, что женит его на Стасовой.) В день своего восьмидесятилетия она получила второй орден Ленина, а в день сороковой годовщины Октябрьской революции – четвертый. Она регулярно выступала на торжественных заседаниях и служила живым архивом при Институте марксизма-ленинизма. Но главным делом ее жизни было возвращение из небытия бывших врагов народа. После XX съезда партии Стасова превратилась в живую комиссию по реабилитации и последний адрес исчезнувшего братства. Она получала сотни писем, отвечала на них с помощью секретаря и нескольких добровольных помощниц и подписывала бесчисленное количество заявлений в Военную прокуратуру и ЦК партии. «Во всех тех случаях, что мы встречались с ним, – писала она о Трифонове, – наши беседы всегда носили дружеский характер, и я всегда видела в Валентине Андреевиче крепкого большевика, всегда проводившего линию партии. Если нужны будут какие-либо пояснения отдельных моментов, которые фигурируют в деле В. А. Трифонова, то с удовольствием сделаю все, что нужно» ^[1901].

Она писала такие письма о Бухарине, Рыкове, Голощекине и Воронском, среди многих других. Она нуждалась в помощи и раздражалась на своих помощниц. 17 марта 1956 года она жаловалась старому товарищу, которому помогала вернуться из ссылки:

Год спустя дочь Воронского Галина приехала в Москву из Магадана, чтобы поблагодарить Стасову за помощь в реабилитации отца. Стасова жила в квартире 291, в 15-м подъезде. «Дверь мне открыла она сама. Передо мной стояла очень старенькая, высокая, несколько согнутая худощавая женщина в очках, с длинным, иссеченным морщинами лицом, с белоснежной головой. В небольшом кабинете с балконом, выходящим на двор, уставленном старой мебелью, книжными шкафами, висело два портрета Сталина». Третий, самый большой, висел в спальне над кроватью. Она спросила Воронскую, есть ли ей где переночевать, и предложила остановиться у нее. (Воронская отказалась.) В то время у нее жила первая жена Зиновьева, Сарра Равич, которая недавно вернулась из ссылки и спустя несколько дней умерла (пока Стасова хлопотала о ее устройстве в Дом ветеранов партии) ^[1903].

Осенью 1960 года Воронская переехала в Москву и стала одной из помощниц Стасовой.

Елена Дмитриевна перенесла операцию на глазах и видела очень плохо, читать она не могла. У каждого чтеца был свой день, один в неделю. «Мой день» сначала был в пятницу, а потом в понедельник. Читали мы «Известия» и «Правду», причем Елена Дмитриевна отдавала предпочтение «Известиям». Читали всю газету подряд (особенно «Известия»), только последние годы Елена Дмитриевна все чаще и чаще говорила:

Страница