Дом правительства. Сага о русской революции - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Слезкин cтр.№ 234

Социалистический реализм, сказал Бухарин на Первом съезде писателей, немыслим без романтизма. Души «большинства молодых людей того времени», пишет Светлана Осинская (которой в 1935 году исполнилось десять), были «романтическими» – в бытовом смысле восторженности, возвышенности, трепетности и уязвимости и в культурно-историческом смысле поиска вечности в природе и человеке. Поколение отцов сложилось в ожидании апокалипсиса; поколение детей выросло в небесном Иерусалиме. У отцов были братья по секте (товарищи), связанные с ними общей верой. У детей были друзья и возлюбленные, связанные с ними взаимным влечением. Отцы были преданы партии и, через посредство партии, Истории; дети были преданы друг другу и, таким образом, партии. Отцы разбавляли чтение классики символизмом и дисциплинировали его Марксом, Лениным и политэкономией. Дети сторонились модернизма, не знали экономики и знакомились с марксизмом-ленинизмом по парадным речам и школьным учебникам. «Как закалялась сталь» воспринималась как естественное продолжение приключенческих романов, которые Павел Корчагин и Николай Островский читали в детстве. Никто не читал «Капитал».

Школы внедряли и регламентировали новую веру. После 1932 и особенно 1934 года на смену «левацким загибам» и «вредным экспериментам» пришло обучение «живых, конкретных детей». Новая система возрождала полузабытую старую и опиралась на стандартные учебные планы, стабильные учебники, четко организованные уроки и профессионально подготовленных учителей (которым должны были помогать вовлеченные в учебный процесс родители). Отмененные после революции экзамены вернулись как «проверочные испытания» и снова «экзамены»; классные наставники вернулись как «групповоды», а потом «классные руководители». «Педология», представленная в большинстве московских школ специальными лабораториями, была запрещена в 1936 году (по инициативе Бориса Волина, недавно переведенного из Главлита в отдел школ ЦК) за «отрыв от изучения живого, конкретного ребенка», проповедь «закона фаталистической обусловленности судьбы детей биологическими и социальными факторами» и распространение «несусветной и вреднейшей чепухи» о скорейшем исчезновении семьи ^[1342].

Школа № 19

Школьные предметы должны были отражать основные разделы научного знания – в первую очередь историю, географию, физику, химию и биологию. Фундаментом системы знаний служили математика и новая царица начального и среднего образования – литература. Главными событиями школьной жизни 1930-х годов были лекции, концерты, спектакли, экскурсии и заседания, посвященные столетию со дня смерти Пушкина в феврале 1937 года ^[1343].

Некоторые дети из Дома правительства учились в «образцово-показательной» школе имени старого большевика Пантелеймона Лепешинского (который жил в квартире 212 с женой Ольгой Борисовной, специалистом по омоложению и автором теории об образовании клеток из бесструктурного «живого вещества»). Губерт Лосте и сестры Аросевы ходили в немецкую школу имени Карла Либкнехта. Владимир Озерский, сын бывшего торгпреда в Великобритании А. В. Озерского, ходил в англо-американскую школу. Подавляющее большинство детей из Дома правительства учились в школе № 19 на Софийской набережной (в здании бывшего Мариинского женского училища). Фортепиано Рахманинова («Юлиус Блютнер») стояло на прежнем месте; канцелярия и столовая по-прежнему располагались на первом этаже. Георгий Лесскис вспоминал «широченную парадную лестницу на бельэтаж и громадный актовый зал с высоченным потолком; рекреационную залу – поменьше, и в ней огромные часы на стене с маятником чуть не в рост младшего ученика. Часы бьют башенным боем, слышным по всему зданию, словно перекликаясь с часами на Спасской башне, которые здесь тоже хорошо слышны. По бокам рекреационной залы – двери в классы, просторные и светлые, с высокими потолками и с окнами на уровне кроны невысоких деревьев школьного сада». В актовом зале стоял огромный аквариум, рядом с ним – пальмы в кадках. Михаилу Коршунову (сыну директора Интуриста П. С. Коршунова) запомнились «старинные зеркала, в которые по сто раз на дню смотрелись наши девочки», «высокие белые двери с орнаментом и большими плотными стеклами», кафельные печи в коридорах и, у стены в канцелярии, «огромный кожаный диван, похожий на карету, только без крыши». Узкая лестница вела на третий этаж с низкими потолками и маленькими классами на месте бывших спален воспитанниц. Наибольшей популярностью пользовался физический кабинет с двумя маленькими окнами, выходившими на крышу ^[1344].

Инна Гайстер в четвертом классе Предоставлено Инной Гайстер

Некоторые учителя преподавали в дореволюционных гимназиях, но большинство были выдвиженцами периода реконструкции. Московский отдел народного образования периодически выражал обеспокоенность уровнем подготовки молодых специалистов, но к 19-й школе это не относилось. У родителей из Дома правительства не было ни времени, ни желания задавать вопросы, а дети любили своего директора (которому в 1935 году исполнилось двадцать девять), его преемника (которого Гайстер описывала как «спокойного, интеллигентного человека»), завуча (который жил в школе на первом этаже со своим сыном, одноклассником Михаила Коршунова) и учителей, большинство из которых разделяли их надежды и увлечения. Всеобщим любимцем (и соседом завуча по первому этажу) был учитель литературы Давид Яковлевич Райхин, которому в 1935 году исполнилось двадцать семь и которого Коршунов считал «гением и новатором». «Его бесспорная эрудиция соединялась с поразительным мастерством изложения, – писал Мороз. – Уроки литературы, которые он вел, были праздником. 45 минут проходили незаметно, и никому не хотелось уходить из класса. Вместе с тем он был строг и требователен, наказывал нерадивых, а иногда (крайне редко!), выйдя из себя, выгонял из класса». Из шестидесяти человек, учившихся с Лесскисом в двух восьмых классах, только двадцать шесть окончили десятый. «Три года мы все, двадцать шесть человек, жили напряженным литературным интересом (хотя на филологический факультет пошли только двое – я да Ира Бунина), ходили с Давидом Яковлевичем в Третьяковскую галерею, посещали рекомендованные им театральные спектакли, занимались в литературном кружке, выпускали литературный журнал». Кроме того, в школе были физические и математические кружки, «олимпиады» (по математике, а потом по физике и химии), газеты, концерты и экскурсии. «Так как наши дома были рядом со школой, мы все торчали в ней допоздна, – вспоминала Инна Гайстер. – Даже если бегали обедать домой, то потом возвращались обратно в школу. В школе было интересно, было много кружков, проводились различные мероприятия. Я совершенно прикипела к школе» ^[1345].