Черное зеркало колдуна - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Капелле cтр.№ 24

– Кто такой Степан?

– Конюх наш. Грубой души человек, я вам скажу. Третьего дня зашел я было на конюшню, так он меня без всяких церемоний вышвырнул. Нечего, говорит, здесь чужим шляться. А чем я чужой? – В голосе человечка прозвенела искренняя обида.

– Ну а что Толоконников, что про него думаешь? – спокойно спросил Федор.

Семен взбодрился и затараторил:

– Большого ума человек. Все у нас ладно благодаря ему да старой Агафье. С холопами строгий, но по правде все, по справедливости судит и в обиду не дает. От того почет ему и уважение. Степка, срамец, говорить будет, что не все с ним чисто, но вы его не слушайте. Толоконников не чернокнижник и с духами не знается. А вот про Степана так не скажу… – Семен выдержал многозначительную паузу, пару раз моргнул, как бы сомневаясь, и продолжил: – Более чем странный человек, и живет на конюшне, с лошадьми своими, как с людями разговаривает, а с нами не знается…

Федор был вынужден в очередной раз прерывать грязевое извержение дворового:

– А в тот вечер, когда Фрола убили, спускался ли кто из господ в подклеть?

– Этого не ведаю. Да только Груша, которая с припасами Агафье помогает, дивилась сегодня, что боярскую дочку младшую в подклети тем вечером видела. Мол, что могло боярышню привести? Но спросить побоялась, да и не дворовое это дело. Вот ни разу такого не было, чтобы Анна хозяйством интересовалась!

– Ну а кто еще в тот вечер в подклет спускался?

– Да Агафью видел, но она завсегда по подклету бродит, за запасы опасается…

Семен вышел от Басенкова радостный. Ловко он с барином поговорил и монету заработал. Эх, беда – не горе, скоро ему не только барин монетки давать будет. Знал Семка больше, чем рассказывал. А подьячий пусть думает, что он только про мороки и блазни языком молоть горазд. Нет, Семка не так прост, как кажется. Фролка опростоволосился, а Семка поумнее будет.

Федор же, проводив глазами холопа, облегчение его заметил. Потом, не откладывая дела в долгий ящик, отправился на конюшню.

Срамец Степан оказался спокойным основательным мужчиной. Федору сразу понравился прямой и смелый взгляд его светло-серых глаз. Конюх смотрел спокойно, изучающе, говорил неторопливо, словно взвешивая каждое слово. Но его немногословие оказалось гораздо полезнее словесных излияний Семена. Самое интересное, что о Фроле Капищеве конюх говорил с неожиданным уважением. Федор удивился, такого Фрола он не знал.

– Отважный был Фролка, широкой души человек. А какой неугомонный! За своими сказками полсвета обходил. Ничего не боялся, Пермскую землю видел, за горы Уральские да на реку Обь хаживал, до самой Югры доходил. Литовские и польские города видел, в Казань-город захаживал, даже у тамошнего хана два месяца гостил. Понравились хану Фролкины рассказки. И ведь не боялся ничего: ни стужи, ни ветра, ни грома. В самую непогодь уходил куда глаза глядят. Поговаривал: у нас с дорогой лен не делен, поэтому никакой путь мне не страшен. Вот такой был человек! А другие что, – горестно махнул рукой Степан, – как сказки слушать, так рот разинут, а потом чернят. Мол, пьяница, бабник, враль! Чего только не наслушаешься.

– Разве за Фролом ничего такого не водилось?

– Водилось, чего уж душой кривить, да только человек – он как яблочко. С виду, может, красное да румяное, а надкусишь – кислое или гнилое. А другое – и вида-то особого нет, а не оторвешься. Да и потом, не бывает в человеке, чтобы только черное или белое, все перемешано.

– А были ли у Фрола враги?

– Были, как же не бывать. Да и Фрол никогда особенно и не сторожился. Чего греха таить. Много ходил, много видел, секреты знал.

– Секреты, говорите, – заинтересовался Федор, – а какие?

– Фролка никогда не рассказывал, при себе держал. Да часто приговаривал, что чужие тайны всегда можно в звонкую монету обратить, ежели умеючи к делу подойти.

– Умеючи к делу подойти, – как эхо повторил Федор.

– Только опасное это дело – чужие тайны, барин, так я думаю, – твердо сказал Степан, – я и Фролу говорил поостеречься.

– То есть враги у него были, – сделал вывод Федор, – ну а кто был с ним особенно близок в поместье?

– Боярин Фрола любил, и шептались они часто, ко мне Фрол захаживал, с Агафьей они давненько друг дружку знали, только, похоже, между ними кошка черная пробежала, да девку Палашку привечал.

– А кто его не любил?

– Толоконников, боярыня с дочками особо не жаловали, хотя сказки слушать любили.

– А в тот вечер, когда Фрола убили, кто-нибудь из господ спускался в подклет?

– В тот вечер… – задумался Степан, – я тогда через сени, что в клеть ведут, проходил и управляющего нашего видел. Он как раз в подклет спускался.

– Спасибо тебе, Степан, ты мне помог, – с благодарностью в голосе произнес Федор и протянул было руку с монетой.

Но Степан его руку отвел и поклонился:

– Не обижайтесь, барин, да только я не за деньги вам все рассказывал, старался, а чтобы вы Фролкиного убийцу нашли и за смерть его отомстили.

Басенков понимающе кивнул и вышел из конюшни. Портрет Фрола получался все более противоречивым.

После он вернулся в отведенную ему горницу и отдал короткое распоряжение поджидавшей его Агафье:

– За девкой Палашкой пошли.

Агафья сжала губы тонкой ниточкой, глазами полыхнула и вздумала перечить:

– Зачем вам Палашка сдалась? Девка как девка, только глупее и ленивее других будет!

– Я не понял, ты возражать мне вздумала?! – удивился Басенков.

Агафья вздрогнула, но на этот раз указ выполнила. Через пять минут запыхавшаяся Палашка предстала перед подьячим. Было ей на вид лет двадцать. Ладная, ловко скроенная фигурка, кругленькое, почти детское личико и удивительные, василькового цвета глаза. Одета была просто, как и все дворовые: холщовая рубаха да сарафан, но чисто. Рубаха была не засалена, а сарафан хоть старенький и выцветший, но без прорех и недавно стиранный. На описанную Агафьей ленивицу Палашка была явно не похожа. Единственное, что было совершенно неожиданным: из-за ворота рубахи выглядывало ожерелье из некрупного, но ровного жемчуга. Девушка явно чувствовала себя не в своей тарелке и нервно теребила передник, но присела, изящно выпрямившись, и сарафан оправила.

– Не бойся, Пелагея, так ведь тебя зовут? – как можно ласковее произнес Федор, девушка ему сразу понравилась.

– Батюшка с матушкой, пока живы были, Пелагеей звали. А теперь все девкой Палашкой кличут.

Голос у нее был звонкий и мелодичный, а слова перекатывались словно горошины.