Что я делаю, ужаснулся он. Что?! Ужас был липким и сладким, как апельсиновый леденец. Он таял во рту, и хотелось добавки.
— Держи, говорю. Есть гипер.
— Чистый коммуникатор. Такой, чтобы не отследить.
— Чистый. — В глазах Паука мелькнул интерес. Кажется, он впервые увидел в Тиране человека, а не ходячую функцию. — Гипер не отслеживается, ты это знаешь.
— Гипер не отслеживается. Отслеживается факт вызова. Отслеживается вызываемый абонент. Отслеживается время разговора.
— И ты хочешь, чтобы все это осталось тайной? Секс по уникому, да?
— Государственная измена.
— Хорошее дело, — кивнул киноид. — Пойдем на колбасу, все трое.
Паук щелкнул его по уху:
— А ты молчи. Тебя здесь нет.
— Нет, — согласился киноид. — Ты не щелкай, ты чеши.
Паук наклонился к модификанту, указал на Тирана:
— Чем от него пахнет?
— Охотой. — Киноид шумно принюхался. — Он идет по кровяному следу. Кажется, у него крышу снесло. Точно, снесло, мамой клянусь.
— Ты дашь мне коммуникатор? — перебил их Тиран. — Ты, бог связи? Ты, у кого взысканий больше, чем правительственных наград! Или я зря пришел?
— Зачем он тебе?
— Мир буду спасать. А может, не мир, а мальчика.
— Сколько лет мальчику?
— Четыре. А может, семь. Черт его знает сколько, трудно сказать.
— А жопу свою спасать будешь?
— Буду. В третью очередь.
— Правда, — вмешался киноид. — Паук, он не врет. Дерьма не чую, нет.
— В третью очередь, — повторил Паук. На его бритом черепе выступили капельки пота, глаза сузились, превратились в щелочки. — А скажи-ка мне, начальник... Зачем к тебе бабу-телепатку приставили? Скажешь правду, дам машинку.
Тиран улыбнулся:
— Т-телохранитель. Ты про жопу спрашивал, а она спец по головам. Бережет мою голову, чтобы враг не залез.
— Какой тут враг? Откуда?
— Мало ли? Вдруг Скорпион приползет?
Киноид заскулил. Паук замолчал.
— На тебе Скорпион висит? — после долгой паузы спросил он. — За какие грехи?
Все, подумал Тиран. Назад дороги нет.
— Сякко обвиняет меня в гибели доктора Ван Фрассен. Не думаю, что вы знакомы.
— Не думает он, — со странной дрожью в голосе буркнул Паук. — Он, значит, не думает. Его, значит, обвиняют. За дело или как?
Тиран наклонился вперед:
— Что ты знаешь про Шадруван? Про Саркофаг?
— Про Шадруван, начальник, я знаю все. Вплоть до бомбардировки не скажу кем.
— Меня здесь нет, — напомнил киноид.
— Я пытался остановить бомбардировку. — Тиран сел на пол, напротив койки, скрестил ноги. Колени сразу заныли. — Пытался организовать эвакуацию. Ничего не получилось. И да, это я послал доктора Ван Фрассен на Шадруван. Проклятье! Я послал туда всю экспедицию, в полном составе! Почему они казнят меня только за Регину? Скорпион? Слали бы уже дюжину, что ли?!
— Тихо, — велел Паук.
Сыграв на сенсорах замысловатую мелодию, он протянул Тирану коммуникатор, который держал в руке:
— Вот. Чистый. С гипером.
— Кому ты звонил? — заинтересовался киноид. — Кому, Паучище?
— Не твое дело.
— Нет, кому? Если с чистенького, а?
— Тебя здесь нет, закрой пасть. Бери, начальник, спасай всех подряд. Мир, мальчика, жопу. Ты мне с самого начала не понравился. Морда лица у тебя расстрельная. Мне если кто не нравится, мы потом неразлейвода. Верно, Рич?
Киноид зевнул.
— Почему? — Тиран взял уником. — Почему ты мне помогаешь?
— По кочану. Мальчика спасаешь? А я, было дело, девочку спасал. Двух девочек. О, вот и вторая, легка на помине...
Тиран не понял, о ком говорит Паук, но спиной почувствовал, что в шатер вошли.
— Доброе утро, — поздоровалась комиссар Рюйсдал. — Отдыхаете, Бреслау?
Она была во всем новом, свежем. Юбка, блузка, кофта, лента в волосах — только что из прачечного бокса и гладильного шкафа. Все в клеточку, в тон и цвет. Вместе с Линдой в шатер вошли летнее утро, покой березовой рощи, облака в синеве. Похоже, комиссар приоткрыла калитку в твердыне своих ментальных блоков, желая поднять настроение окружающим.
При ней я никуда звонить не буду, уверился Бреслау. Ну ее к черту. Один раз она уже влезла ко мне в мозги без спросу. Зараза, а ведь как хорошо складывалось...
Киноид заскулил.
Лицо его — вполне человеческое, не считая черной картошки носа, — превратилось в страдальческую собачью морду. Скулеж усилился, киноид начал вздрагивать. Обеими руками он схватился за голову, ладонями сжал виски. Из глаз модификанта потекли слезы: крупные, детские.
— Мигрень? — участливо поинтересовалась Линда. — Дать таблетку?
— Кси...
— Что — кси?
— Кси-волны, — разъяснил Паук. Он был неприветливей обычного, хотя еще секунду назад это казалось невозможным. — От вас фонит.
— Вы телепат?
Линда уставилась на киноида:
— Нет, вы правда телепат?
— Неправда, — простонал киноид. — Я не телепат.
— Комедию ломаете? Я вам не девочка-первокурсница!
— Комедию? У меня модификация...
— Киноидные модификанты, — Паук встал, тело его заиграло мышцами, словно бог связи готовился к рукопашной, — реагируют на кси-волны. В присутствии ментала с ослабленным периметром защиты у них начинает дико болеть голова. Даже если периметр закрыт, это все равно похоже на сильную мигрень. У вас есть собака?
— Нет.
— Если бы была, вы бы поняли.
— При чем тут моя собака?
— При том, что ее у вас нет! Выйдите из шатра! Рич, хочешь воды?
— Хочу-у-у...
— Выйдите немедленно!
— А он выйти не может?
Линда сердито сдвинула брови.
— Он не может, — рявкнул Паук. — Он пришел ко мне. А вы к кому?
— Я к нему!
Линда ткнула пальцем в Тирана.
— Валите вместе! Бегом! Хотя нет, вы останьтесь. — Паук повторил жест комиссара, ткнув пальцем в грудь Тирана. — Я закачаю вам все по свежим экспертизам. Не парьтесь, я быстро.
Грудь болела. Палец Паука оказался тверже стального штыря. Тиран обернулся к Линде, развел руками: извиняюсь, дела.
Киноид завыл, как по покойнику.