«Сейчас перед вами нижнее полушарие небесной сферы, – проговорил Ермаков. – Свечение по краям – это отражение термоядерных взрывов в фокусе зеркала из «абсолютного отражателя».
Я, конечно, сразу успокоился: нелепо думать, что меня «высадят» с корабля и отправят обратно на Землю.
Ничего грандиозного в открывшемся зрелище я не нашел. Почти то же можно видеть в ашхабадском планетарии, и я сказал Ермакову об этом. Он кивнул.
«Разумеется, ведь это только электронное изображение. Оно служит для проверки точности счисления курса. Светлый крест посередине отмечает точку пересечения оси нашего движения с небесной сферой».
Я осведомился, на каком расстоянии от Земли сейчас находится «Хиус».
«Около тридцати миллионов километров… Хотите посмотреть вперед?»
Он повернул выключатель, и в поле зрения вспыхнул яркий желтый диск. Его пересекал крест, а вокруг в черной пустоте дрожали звезды.
«Солнце, – проговорил Ермаков. – А вправо от него – видите? – Венера. К тому моменту, когда «Хиус» придет к ее орбите, она тоже будет в точке встречи».
Он выключил устройство, предложил мне сесть и мельком взглянул на доски приборов, усеянные множеством циферблатов и циферблатиков, разноцветных глазков и стрелок. После этого начал разговор. Постараюсь передать его слово в слово.
Лицо Ермакова было, как всегда, спокойно; но темные круги под глазами и угрюмая складка на лбу показывали, что случилось что-то не совсем обычное.
«Скажите, Алексей Петрович, – начал он, глядя на меня в упор, – как вы рассматриваете свое положение в экспедиции?»
«В каком смысле?» – снова встревожился я.
«В смысле субординации… подчинения, например».
Я подумал и ответил, что привык в работе выполнять приказы того, в чьем непосредственном служебном подчинении нахожусь.
«То есть?»
«В данном случае я ваш подчиненный, Анатолий Борисович».
Он, помолчав, спросил:
«А если вы имеете два взаимно исключающих друг друга приказа?»
«Выполняется последний по времени».
Я старался говорить спокойно, но, признаться, у меня мурашки пошли по телу от этого разговора, и я стал делать самые глупые предположения и строить заранее план действий на случай, если Ермакову вздумается поднять черный флаг и начать пиратствовать на межпланетных коммуникациях.
А он допытывался:
«Значит, если мой приказ будет противоречить приказу председателя Госкомитета, вы повинуетесь мне?»
«Да… – Тут я, кажется, с самым дурацким видом облизнул губы и добавил: – Мы не в армии, но я выполню любое ваше приказание, если оно не будет противоречить интересам нашего государства… и партии, конечно. Я коммунист».
Он засмеялся.
«Только не воображайте, что я заговорщик. И не думайте, что я сомневаюсь в вашей готовности выполнять мои приказания. Просто мне хочется знать, какой линии поведения вы будете придерживаться, если обстоятельства принудят нас нарушить приказ комитета. Очень рад, что нашел в вас дисциплинированного и знающего службу человека».
Я тоже был рад, честное слово, стоило только мне перехватить его уверенный, твердый, как железо, взгляд.
«Все же хотелось бы знать…» – рискнул спросить я.
«Объясню… Вернее, намекну, вы поймете. Дело в том, что не столько от выполнения задач экспедиции, сколько от успешного возвращения «Хиуса» зависит очень многое. Слишком многое, и мы, возможно, не будем вправе подвергать себя большому риску в поисках и исследованиях Голконды, даже для выполнения прямого приказа комитета…»
Он кивнул мне и проводил к выходу. Действительно, здесь есть над чем подумать. Держи ухо востро, Алексей Быков! Ничего не понимаю. Впрочем, Краюхин и Ермаков – не такие люди, чтобы чего-либо испугаться… Таким для отступления нужно очень много мужества… В чем же дело?»
Поставив точку и аккуратно сложив тетрадь в потертую полевую сумку, Быков отправился в кают-компанию. Там были Юрковский, Дауге и Спицын. Иоганыч ползал по карте Венеры, а Юрковский вел со Спицыным ожесточенную полемику, смысла которой Быков сначала не уловил. Ему показалось, что речь идет о вещах, недоступных его пониманию, потому что спорившие оперировали формулировками из арсенала тензорного исчисления и то и дело обрушивали друг на друга цитаты из классиков, что, впрочем, как-то не вносило особой ясности. Но некоторые замечания были очень интересны и необычны, и уже через несколько минут он сидел в кресле у книжного шкафа и жадно слушал, почти забыв о своих тревогах.
– Ты с таким подходом неизбежно ввалишься в болото ньютонианства, дружок, – говорил Юрковский. – Ведь это все равно что утверждать абсолютность пространства. Чему тебя только учили!
– Выводы Лоренца…
– И столько фактов, столько фактов! А ты осмеливаешься отвергать это! И когда! Почти через сто лет после создания теории относительности…
– Выводы Лоренца я не собираюсь оспаривать, – сказал Богдан. – И не воображай себя единственным последователем и хранителем идей старика Эйнштейна. Я хочу сказать, что…
– Послушаем, послушаем!
– А именно: при нынешнем состоянии техники нам далеко еще до практического столкновения со следствиями теории относительности… в нашем деле, конечно.
– Ах вот как!
– Да, вот так.
– Далеко?
– Далеко. Пространство для межпланетника есть пространство. Однородная пустота.
– Если не считать метеоритов, – не поднимая головы, вставил Дауге.
– Да, пустота! Я летаю около десяти лет, и ни разу что-то мне не пришлось делать в расчетах поправок на теорию относительности.
Они помолчали, глядя друг на друга, словно петухи перед дракой.
– А скажи, пожалуйста, – вкрадчиво спросил Юрковский, – слушал ли ты отчет экспедиции к Вэйяну?
– Куда?
– К Вэйяну… Не слушал? И впервые слышишь это название? Ты мне жалок, Богдан!
– А что это такое, в самом деле? – спросил Дауге.
– Вэйян – это крошечная планетка, орбита которой находится внутри орбиты Меркурия. Среднее ее расстояние от Солнца около десяти миллионов километров. Ее открыли три года назад китайские товарищи и назвали Вэйян – «Телохранитель Солнца» или что-то вроде этого. Из-за близости к Солнцу она с большой скоростью испаряется и, надо думать, через сотню лет совсем сойдет на нет… Так ты действительно не слыхал о ней? – снова обратился Юрковский к Богдану.
Тот покачал головой.
– Тогда слушай то, что рассказывал нам в прошлом году Федя. И ты будешь посрамлен, приготовься! Потому что Федя, участвовавший в этой экспедиции, говорил: «На таком расстоянии от Солнца нельзя было пренебрегать всякими неизвестными еще каверзами, какие может выкинуть мощное поле тяготения». А каверзы были и чуть не стоили экспедиции жизни. Вот так-то…