Юрковский взялся за сорочку.
– …По прямой до побережья около двухсот километров… – Дауге вдруг прыснул, но тут же, спохватившись, торжественно провозгласил: – И между городом и океаном распростерлись по тундре пять миллионов гектаров нашего полигона!
Юрковский просунул голову через ворот и теперь стоял в напряженной позе, с обвисшими рукавами, похожий на огородное чучело. Ермаков, уже одетый, прошел к врачу, аккуратно застегнув все пуговицы на халате.
– Отсюда на юг идет железнодорожная ветка и шоссе, – громко продолжал Дауге. – Километрах в четырехстах, около геофизической станции…
– Интересно, – спросил Юрковский задумчиво, – какой кретин это сделал?
– …м-м-м… около станции, значит, она сворачивает и соединяется с северной транссибирской магистралью у Якутска… Гм… Володя, как твое здоровье?
– Благодарю вас, – сказал Юрковский, приближаясь. Сорочку он снял и теперь выразительно играл мускулами, глядя на Дауге исподлобья. – Я совершенно здоров. Я приложу максимум усилий к тому, дружочек, чтобы о вас этого не сказал даже самый скверный ветеринар.
– Володя! – вскричал Дауге. – Это ошибка. Это не я.
– А кто же?
– Это он! – Дауге похлопал Быкова по волосатой груди. – Это, Володя, такой шутник!..
Юрковский мельком глянул на Алексея и отвернулся. Быков, открывший было рот, чтобы принять участие в игре, только кашлянул и промолчал. Юрковский не принимает его в игру – это было ясно. Дауге тоже понял это, и ему тоже стало неловко.
В этот момент дверь открылась, и Ермаков позвал:
– Товарищи, ваша очередь.
Очень довольный таким оборотом дела, Быков поспешно прошел в кабинет.
Сначала их осмотрел врач – жгучий брюнет с фантастическим носом. Дауге он отпустил, не сказав ни слова, но, осматривая Быкова, ткнул пальцем в длинный рубец на его груди и спросил:
– Что это?
– Авария, – лаконично ответил Быков.
– Давно? – не менее лаконично осведомился врач, поднимая нос.
– Шесть лет.
– Последствия?
– Без, – сказал инженер, демонстративно рассматривая докторову переносицу.
Дауге тихонько хихикнул.
Врач что-то записал в толстой книжке, на которой значилось: «Медицинский дневник № 4024. Быков Алексей Петрович», и повел друзей в соседнюю комнату. Там они увидели большой матово-белый шкаф. Врач прицелился носом в Дауге и предложил ему войти в этот шкаф. Дверца шкафа бесшумно закрылась, врач надавил несколько клавиш на пульте с правой стороны шкафа, и тотчас послышалось тихое гудение. На пульте загорелись, перемигиваясь, разноцветные лампочки, заколебались стрелки приборов. Это продолжалось минуты полторы, после чего аппарат звонко щелкнул и выбросил откуда-то белый листок, покрытый ровными строчками букв и цифр. Лампочки погасли, и доктор открыл дверцу. Дауге вылез спиной вперед, потирая плечо.
Врач повернулся к Быкову и весело кивнул ему носом:
– Вперед!
Алексей кашлянул и забрался в шкаф. Там было темно. Прохладные металлические обручи сомкнулись на его плечах и на поясе, прижали к чему-то теплому и мягкому, подняли, опустили. Вспыхнул красный свет, потом зеленоватый, потом что-то кольнуло в предплечье, и Быков почувствовал себя свободным. Дверь открылась.
Врач, мурлыча себе под нос что-то легкомысленное, внимательно рассматривал листки, выброшенные «шкафом». Это были «формулы» здоровья, полный отчет о состоянии организма, а также индивидуальный комплекс обязательных гимнастических упражнений и диетический рацион на период подготовки к старту. Пометив что-то в «Медицинских дневниках», врач передал листки Ермакову и сообщил, что такие осмотры будут проводиться еженедельно.
Ермаков поблагодарил и вышел.
* * *
– Что это за ящик? – спросил Алексей Петрович у Дауге, одеваясь. – Инкубатор для взрослых? Электронный вариант шкатулки Пандоры?
– Кибердоктор, электронная диагностическая машина, – сказал Дауге. – Все бы хорошо, но она делает уколы. Терпеть не могу уколов!
Они вошли в лифт и поднялись на пятый этаж, в столовую. Это был огромный пустоватый зал, залитый розовым светом северного солнца. Почти все столики были свободны. Завтрак либо уже кончился, либо еще не начинался.
– Вон наши, – сказал Дауге.
Экипаж «Хиуса» занял два сдвинутых столика у самого окна. За ними уже сидели оба пилота и Ермаков. Быков отметил, что у толстяка Крутикова несчастный вид. «Гордость советской астронавтики» сидела, сгорбившись, над стаканом молока, крошила сухой хлеб и с невыразимой тоской поглядывала на тарелку Спицына. Черноволосый Богдан терзал дымящийся ломоть сочного бифштекса.
Как ни странно, но завтрак был подан уже по новым рационам. Быков с некоторым недоумением съел целый салатник душистой травки, очистил тарелку овсяной каши, умял два куска отличной ветчины и принялся за яблочный сок. Дауге было подано мясо.
Иоганыч поднял вилку и нож и осведомился:
– Что же сказал тебе врач, Михаил Антоныч?
Крутиков покраснел и уткнулся в стакан.
– А я знаю, – объявил подошедший Юрковский. – Он, наверное, долго и нежно держал Мишу за складку на животе и популярно объяснял, что чревоугодие никогда не было украшением межпланетника.
Крутиков молча допил молоко и потянулся было к вазе со сдобным печеньем, но Ермаков негромко произнес «гм», и штурман поспешно убрал руку.
После завтрака Краюхин объявил, что приехал Усманов, один из конструкторов нового маяка. Усманову поручено обучить экипаж сборке и эксплуатации «этого замечательного достижения технической мысли».
– Даю на это две недели, – сказал Краюхин. – Затем каждый начнет работу по своей специальности.
Первое занятие проходило в спортивном зале гостиницы. Рабочие в синих спецовках бесшумно внесли толстый шестигранный брус и несколько предметов, форма и материал которых лишь с трудом могли бы вызвать у несведущего человека ассоциации с какими-нибудь общеизвестными понятиями. Недоумение и любопытство были даже в глазах Богдана Спицына и Крутикова, только Ермаков рассматривал неизвестную аппаратуру с обычным холодно-равнодушным видом.
Вошел Усманов, высокий скуластый человек в рабочем комбинезоне, представился и сразу приступил к делу. Постепенно нахмуренные лица космонавтов прояснялись. Посыпались вопросы, завязался оживленный разговор. Скоро к беседе подключился и Быков, знакомый в общих чертах, как и всякий инженер, с принципами радиолокации и радионаведения.
Речь шла об устройстве, предназначенном для подачи направленных и очень мощных ультракоротковолновых импульсов определенной длины волны, способных пробить плотные пылевые облака и высокоионизированные области атмосферы. Длительность импульсов не превышает десяти микросекунд. В секунду подается до ста импульсов. Специальные приспособления заставляют этот импульсный луч описывать спираль, обегая за несколько секунд верхний сегмент небесной сферы от горизонта к зениту и снова к горизонту.