– Да. А могла и на кухне торчать. Пышки любят по вечерам холодильник инспектировать в поисках вкусного. Однако и на кухне шума от взлома террасы не слышно.
– Анаис худела, помните, что нам тренерша по йоге Нелли о ней сказала? – Катя глядела на огромный встроенный холодильник.
Гущин направился в гостиную.
И вот там они все услышали сразу. Звон стекла. Треск, грохот.
Гостиная ведь примыкала к террасе. Гущин открыл дверь. Посреди террасы стояли эксперты. У одного – пластиковые мешки для мусора, полные пустых стеклянных банок, и он колотил по ним полицейской резиновой дубинкой. Имитировал звон разбитого стекла в окне. Другой эксперт кувалдой бил по пустым деревянным ящикам, тоже запакованным в пластик, чтобы щепки по полу не разлетались. Не ахти какая имитация, но все же…
– Шум взлома Виктория Первомайская должна была услышать сразу, – сказал Гущин. – Правда, она пила в тот момент. И до этого пила в баре. Все зависит от того, в какой степени опьянения она находилась. Но такой шум с террасы тот, кто сидел в гостиной, и мертвым бы услышал в отличие от тех, кто находился в этот момент на кухне и в кабинете.
– И что вы хотите этим сказать? – спросила Катя.
– Я хочу понять, а был ли взлом, – Гущин смотрел на выбитые двери террасы. – За одну секунду это не взломаешь. Минут пять надо возиться и шуметь.
– Двое из троих шума точно не слышали, – заметил эксперт. – Мы с вами это сейчас доказали. И мы телевизор пока так и не включили. А в кабинете-то старухи он работал.
Катя подумала – а я и не видела телевизор. Так ее труп Первомайской напугал и эта бронзовая скульптура «Зимовья». Портрет ее видела, стол ее рабочий видела, книги ее видела на полках… Там где-то плазменная панель, наверное…
Они вышли из дома. Эксперты собирали свой «экспериментальный реквизит». Снова опечатывали дом. Гущин сел на садовую скамейку. Смотрел на гараж, в котором стояла машина Виктории Первомайской. Снова достал телефон и позвонил, включил громкую связь, чтобы и Катя слышала его разговор.
– Эсфирь Яковлевна, это полковник Гущин, уголовный розыск.
– Что вы наделали, полковник? – голос Эсфири звучал как из гроба. – Ваня наш… Я в новостях слышала…
– Вы звонили его матери?
– Да. Как только узнала сегодня утром из новостей. Что же вы наделали?!
– Вы его виновным не считаете?
– Да вы мне хоть сто доказательств предъявите, я все равно… никогда… Они оба – он и Анаис – росли у меня на глазах. Он хотел на ней жениться, у Клавдии просил ее себе в жены.
– Я знаю. А ему отказали. И он взбесился.
– Все бы сладилось со временем. У Анаис просто были романтические фантазии. Со временем она бы одумалась. Он. Ваня… где бы она себе лучше мужа нашла? И мы все это понимали. И ее мать, кстати. И я. Она красотой не блистала. А то, что они из-за детей поскандалили – Клавдия и Света… это… Да мало ли что в семье случается? Мы были семьей. Понимаете вы это? За столько лет совместной жизни – мы были единой семьей. А вы… полиция… вы бессердечные, глупые, вы не понимаете простых житейских истин. Вам лишь бы схватить человека, замордовать его! – старуха-литсекретарь зарыдала в трубку.
Катя смотрела на Гущина. И опять его бьют – лупят…
– Федор Матвеевич, прекратите, дайте отбой. Не надо с ней сейчас…
Но он не заканчивал разговор. Слушал рыдания Эсфири.
– Что там с наследством Анаис и ее отцом? – спросил он.
Эсфирь Кленова умолкла. Перестала плакать.
– Это тут тоже совершенно ни при чем.
– Нам надо это знать. Кто был отцом Анаис?
– Леонид Мокин. Узник Лазурного Берега.
– Это тот, которого в Ницце за неуплату налогов посадили и имущество арестовали – яхты, виллы?
– Он. «Что дадите – все приму, ссылку, каторгу, тюрьму, но желательно в июле» на Лазурном Берегу. – Эсфирь закашлялась. – Инсульт от расстройства в шестьдесят шесть лет схлопотал. И похороны по высшему разряду на Троекуровском. У него с Викой никогда официального брака не было. Но Анаис он признал как дочь сразу. У Клавдии есть квартира, кроме этой дачи, в высотном доме на Кудринской площади. Небольшая, правда, двухкомнатная, они там не жили. Мы всегда жили во Внуково, в «Светлом пути». А он – Мокин – купил в конце девяностых там две квартиры сразу и начал делать ремонт – прямо над нами. И Вика с ним сначала дико скандалила. А потом скандал утих, и они… в общем, они сошлись. И родилась Анаис. Он все эти годы давал деньги на ее содержание и учебу. Но когда умер, оказалось, что в завещании он все оставил второй своей законной молодой жене и детям от обоих законных браков. Их у него четверо – законных. И пять еще незаконных от разных любовниц. Нам звонили его адвокаты. Виктория и Анаис и так никогда бы ни на что не претендовали. Там это было невозможно. Завещание прямое, его трудно оспорить. Так что Анаис ничего не получила. Их с Викой не могли убить из-за этого. Из-за его денег.
– Но Анаис получила членство в клубе «Аркадия»? – спросил Гущин.
– Нам звонили, да. Это было его желание. Чтобы она занималась там, это же очень пафосное место, Мокин его когда-то давно посещал. Анаис там понравилось. Она получила сертификат. Как память об отце. Он был такой безалаберный тип. Но не злой. Просто неуемный ходок. Вика не смогла ему простить, что он на ней так и не женился. Все эти ее пагубные пристрастия…
– Алкоголь?
– Их разрыв с отцом Анаис все лишь усугубил, – сказала Эсфирь Кленова. – Я над наследством, как причиной, тоже думала, когда в беседке вчера сидела. Но нет. Они – Вика и Анаис – ни гроша не получили. И не светило им ничего. Так что это не причина убивать.
Глава 9
Черный лебедь
После разговора с Эсфирью Гущин достал из кармана пиджака пачку сигарет и закурил.
Что же вы наделали, полковник?
Голос старухи все звучал в ушах Кати. Быстро темнело. На «Светлый путь» опускался теплый пасмурный безлунный вечер. Сигаретный дым…
Гущин снова начал звонить. И опять Катя все слышала. Позвонил сначала патологоанатому. Что со вскрытием? Патологоанатом ответил, что начали работать, но это исследование не одного дня – их же трое.
– Что там с нижней одеждой Виктории Первомайской? – спросил Гущин.
– Без белья.
Катя вспомнила рассказ хостес из бара – золотоволосый вертопрах по имени Егор, спасенный от пьяных хулиганов. Комбинезон от «Дольче Габбана» на голое тело при поездке в бар в возрасте пятидесяти пяти лет – многозначительная деталь.
Затем Гущин позвонил экспертам-баллистикам. Спросил, что с гильзами, собранными на месте убийств.
– Гильзы от патронов 9,7 калибра. Не чистые, много царапин, – отвечал эксперт. – Мы сначала предположили, что это пистолет «беретта». Но модель смущает – это может быть лишь «беретта» 1935 года, а это старье, они выпускались до середины шестидесятых. Так что это маловероятно. Скорее всего, этот калибр подбирали под травматику, переделанную под стрельбу боевыми патронами. Порой случается такая неумышленная имитация. Но мы только начали исследования. Выводы по гильзам и по трасологии в заключении дадим.