Конец парада. Каждому свое - читать онлайн книгу. Автор: Форд Мэдокс cтр.№ 92

— Согласны ли вы провести со мной эту ночь? Я уезжаю завтра в 8:30 со станции Ватерлоо.

— Да! — ответила она и назвала адрес танцевального зала, куда они с братом собирались. — Приходите... Мне нужно сопроводить брата домой... Он сильно напьется...

А ведь ей хотелось сказать: «Мой дорогой, как же сильно я этого хочу!..»

Вместо этого она добавила:

— Я разложила подушки....

И тут же подумала: «Для чего я это вообще сказала? Это все равно что сказать: „Окорок найдешь в кладовке под большой тарелкой...“ Ни капли нежности...»

Она пошла по выложенной ракушками тропинке, огороженной с обеих сторон невысоким заборчиком, горько плача. Старый бродяга с красными слезящимися глазами и жидкой седой бородой, лежавший на траве, с любопытством взглянул на нее. Он считал себя самым настоящим властителем этих мест.

— Как же истеричен женский пол! — воскликнул он, несколько нелепо изображая человека опытного и умудренного годами. — Ну, впрочем... Каждому свое, — добавил он, немного подумав.

Он распахнул тяжелую дверь и вошел в темноту, потом притворил дверь за собой и услышал протяжный шорох, пробежавший по высоким каменным ступенькам. Эти звуки раздражали его. Если закрываешь тяжелую дверь в замкнутом помещении, от нее идет поток воздуха, и тогда возникают шорохи; ровным счетом никакой мистики. Он был обычным мужчиной, вернувшимся после веселой ночки... Точнее сказать, двух третей веселой ночки! Сейчас, должно быть, половина четвертого. Ночь была коротка, но преисполненная чудес...

Он прислонил трость к невидимому во мраке деревянному комоду и в плотной, бархатистой темноте, всегда царящей в прохладе каменных стен и лестницы, нащупал ручку двери в комнату, где они всегда завтракали.

Три вытянутых прямоугольника бледного света за окном скользили вниз по зазубринам дымохода, темным крышам, карнизам. Девять длинных шагов по пушистому ковру — и он у своего кресла с изогнутой спинкой, стоявшего у окна слева. Он опустился в него, откинувшись на спинку. Вообразил, что ни один человек еще не чувствовал себя таким усталым и одиноким! Тихое сопение раздавалось на противоположной стороне комнаты, а напротив него виднелось полтора бледных прямоугольника. Это были отражения окон в зеркале, а сопел в углу кот Калтон. Хоть одна живая душа, как-никак! Возможно, в противоположном углу комнаты сидит и Сильвия — хочет посмотреть ему в глаза. Очень может быть! Но не важно!

Поток мыслей прервался! Как же он устал!

А когда мысли вновь вернулись к нему, в голове пронеслось: «Там волны тоскливо набегают на гальку...» и «На этих сомнительных границах мира!»

«Ну что за чепуха!» — подумалось ему. Он вспомнил пляж то ли в Кале, то ли в Дувре, какой-то человек с бакенбардами, кажется, его звали Арнольд... Все это он увидит через двадцать четыре часа... Нет же! Он отбывает от Ватерлоо. Стало быть, Саутгемптон, Гавр!.. А другие строки принадлежат тому мерзавцу, о котором Макмастер написал свою «небольшую монографию»... Как же давно это было!.. Он увидел кипу блестящих портфелей, надпись: «Полка зарезервирована», цветную — в розово-голубых оттенках — фотографию болонских песков и стопку листов, на которых была напечатана та самая «небольшая монография» Макмастера, которую он вычитывал... Как же давно это было! Он услышал собственный голос, который по-мужски твердо, четко и самодостаточно декларировал:

— Я за моногамию и целомудрие. И за то, чтобы не говорить об этом. Само собой, если мужчина чувствует себя мужчиной и его тянет к женщине, он волен провести с ней ночь.

Его голос — его собственный голос — звучал так, будто он говорил по телефону откуда-то издалека. Да, проклятие, именно так! Десять лет прошло...

Если мужчина чувствует себя мужчиной и его тянет к женщине... Проклятие, все не так! За десять лет он понял, что если мужчина порядочен... У него в голове возникло одновременно два поэтических фрагмента, они наложились друг на друга, как две мелодии в фуге: «Другие, может быть, обманывали девушек, нарушая данные им клятвы...» ^[58] и «И вот со мною рядом ты, коснуться бы руки».

Проклятие! Этот жестокий человек все наврал! Наши руки так и не встретились... Не верю, что пожимал ей руку... Не верю, что касался ее... хоть раз в своей жизни... Ни разу!.. Мы не пожимали руки... Кивок!.. Встреча и расставание!.. Англичане, они таковы... Но да! Она клала руку мне на плечи... На берегу!.. После такого короткого знакомства! Я тогда сказал себе... Но... мы наверстали упущенное. Или нет! Не наверстали!.. Искупили... как любит говорить Сильвия; и в тот момент мама умирала...

И тут в нем заговорил голос разума.

Но, возможно, дело в пьяном брате... Человек не обманывает девушку, когда в два часа ночи он вместе с ней ведет под руки пьяного моряка, у которого ноги заплетаются, по Кенсингтон-Хай-стрит.

«Заплетаются!» — вот подходящее слово. Заплетающиеся ноги!

Один раз парень вырвался из их рук и на поразительной скорости понесся по деревянному настилу широкой пустой улицы. Когда они его нагнали, он разглагольствовал под черными деревьями со своим оксфордским акцентом, обращаясь к неподвижному полицейскому:

— Благодаря вам Англия стала такой, какая она теперь! Вы бережете мир в наших домах! Вы спасаете нас от всяких неприятностей...

С Титженсом же он все время говорил голосом обычного моряка, грубым чужим голосом, безо всякого акцента!

В нем жили два человека. Дважды или трижды он спрашивал:

— Почему ты не поцелуешь девушку? Она хорошенькая, правда же? Бедный ты несчастный малый. Таким, как ты, не имеет права отказывать ни одна девушка! И это честно, разве нет?

Но даже в тот момент они еще не знали, что их ждет... Бывают некоторые жестокости...

Наконец они поймали четырехколесную повозку. Пьяный моряк сел рядом с кучером — он настоял на этом... Ее маленькое, белое, съежившееся лицо смотрело прямо вперед... Разговаривать было невозможно; повозку трясло на протяжении всего пути, и в какой-то момент тряска начала не на шутку пугать, и тогда парень взял поводья в свои руки... Старый кучер не протестовал, но им пришлось отдать ему все деньги из своих карманов, после того как они отвели Эдварда в темный дом...

В мыслях у Титженса пронеслись слова какой-то народной песенки: «Они пришли в отцовский дом, девчонка — юрк за дверь! А ну, поймай меня теперь».

Он тупо сказал на это:

— Быть может, к тому все и сводится...

Он стоял у входной двери, она смотрела на него печальным взглядом. Потом с дивана, на котором лежал ее брат, послышался храп: громкие, почти оглушительные звуки, словно смех неизвестных существ во мраке. Он развернулся и пошел по тропинке, а она — за ним.

— Наверное, это слишком... грязно... — с чувством проговорил он.