Я защищал Ленинград - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 12

На работе со склада нам выдали по паре кирзовых сапог. На улице Правды нас обмундировали, выдали медальоны, каски, винтовки... Я был назначен связистом в отдельную роту связи, которой командовал капитан Липин.

У нас было два типа полевых телефонов: фонические и индукционные, фонические - это когда вызываешь голосом, а индукционные, когда крутишь ручку, со звонком. На передовой использовали фонические телефоны, чтобы не было слышно звонка. Наша рота передвигалась на газогенераторных грузовиках. Знаете, были такие машины, работавшие на деревянных кубиках.

23 июля мы сформировались. Побыли на Звенигородской улице. Потом на поезде нас направили в Красное Село. Там есть деревушка Николаевка, где мы доформировались.

Когда вся дивизия собралась, то нас погрузили в эшелоны и направили в город Лодейное Поле. Там на берегу Свири мы приняли присягу. Затем по понтонным мостам, наведённым через Свирь, переправились на правый берег и двинулись в направлении Олонца. Там в районе станции Токари мы приняли сильные бои, но врага остановили. Тогда был ранен наш командир дивизии, и его отправили на самолёте в Москву. Командовать дивизией стал полковник Алексеев.

Потом финны прорвались со стороны Ладожского озера, и наша дивизия попала в окружение. Двое суток шли лесом, на юг, чтобы выйти из окружения. Финны нас преследовали. На реке Олонке нас встретили финны. Снова были сильные бои, но ничего, опять вышли. Когда перешли Олонку, командир дивизии дал приказ выходить мелкими группами. Знаете, как всё в начале войны было, выходите, как можете. Всей дивизией, говорит, мы не выйдем. Враг нас постоянно преследует. Ну, мы разделились. Оставшиеся снаряды и прочее имущество побросали в болота и озёра. Машины сожгли. Финнам ничего не оставили.

Наша группа состояла из восьми человек. У одного товарища была карта. Вот по этой карте двигались всё время на юг. Ориентировались по веткам на деревьях. С какой стороны ветки гуще, с той стороны и юг. Шли обратно к Лодейному Полю. Пробирались лесами, в населённые пункты не заходили. Можно было бы собирать грибы, но сырые их есть невозможно, а костры-то нельзя было разводить. Поэтому всю дорогу питались только клюквой и брусникой. Больше ничего не было.

Подошли к Свири. Хорошо, на берегу лежали брёвна, оставшиеся от сплава. Мы поясными ремнями и ремнями от винтовок и противогазов связали плотик. Вечером, часов в восемь, прошёл финский катер. Ну, мы думаем, теперь не скоро пойдёт. Старший говорит: «Ну, ребята, погибать, так всем вместе погибать». Погрузились. Стояли плотно. Вместо вёсел гребли винтовками. Свирь - большая судоходная река. Нас отнесло километра на три вниз по течению. Всё же благополучно причалили к нашему берегу. Нас было 10 или 12 человек.

В окружение мы попали 5 сентября, а вышли 5-10 октября.

На берегу располагался какой-то леспромхоз. Рядом озеро. На нём были лодки, с которых нас заметили и подошли к берегу посмотреть, кто такие. Мы говорим, что вот вышли из окружения. Они посадили нас на лодки и отвезли к своей части. Привели нас к командиру части. Он говорит: «Да, я знаю вашу дивизию». Вызвал старшину и говорит ему: «Если есть у тебя обувь, замени им». У нас вся обувь была разбита. Специально для нас растопили полевую кухню. Мы поели, переночевали. Утром командир говорит: «В районе Вытегры должна выходить какая-то дивизия. Идите туда. Там вас примут». А мы находились в районе села Вознесенье. Оттуда направились в Ошту. Там нас влили в 74-й отдельный разведывательный бронетанковый батальон.

Из нашей дивизии, кроме нас, из окружения вышли многие. Потом из медико-санитарного батальона встречали медичек. Конечно, вся дивизия не вышла, многие попали в плен. Какой период-то был.

К ноябрьским праздникам прибыла из окружения 272-я стрелковая дивизия. И наш разведывательный батальон соединили с этой дивизией. Я попал в батальон связи, которым командовал Лысов. Кроме телефонной связи в батальоне были и рации «РБ». Была и большая радиостанция на машине. Аппаратура в основном была отечественного производства. Поступали и американские телефонные аппараты в жёлто-коричневых кожаных футлярах. Было некоторое количество и трофейных, немецких аппаратов, но мы предпочитали наши и американские.

Интервью и лит. обработка А. Чупрова

Недели через две [после начала войны] вызвали в горком комсомола. А там: «Желаешь? Нет? А так ты против советской власти?» Вот так нас, добровольцев, набирали. Мне не было тогда и семнадцати. Нас записали, сказали: «Идите домой и ждите». Через два дня повестка: явиться к стольким-то часам на вокзал, иметь кружку, ложку... Собрали нас полный эшелон. Из ребят своей группы я никого не встретил. Довезли до Чудово. Там говорили, что впереди немцы бомбили мост. И нас повернули на Волховстрой. Приехали в Ленинград. Там определили в 4-ю дивизию народного ополчения. Вначале мы располагались в школе, кажется, на Звенигородской улице. Там отсортировали и перевели в здание Сельхозинститута, напротив Кировского моста (ныне Троицкий), после этого - Фонтанка, 117. Здесь уже обмундировали, одели, обули и на фронт отправили. Не помню, какого это было числа. По национальности в моём подразделении в основном ребята были русские, несколько евреев было. Пока я числился стрелком. Оружие выдали перед самой отправкой. Поездом отправили на Котлы. Ночью перед нашим приездом их бомбили, поэтому разгрузились, не доезжая до Котлов. Дня два или три мы располагались тут же, у железнодорожной насыпи. Здесь меня определили вторым номером расчёта пулемёта «Максим» 2-й пульроты 2-го батальона 2-го полка. Вот как это произошло. Пока мы там находились, нас обучали. Ну а молодые - любопытные. Я подошёл к ребятам, которые были у пулемёта. Командир им показывает, мол, вот замок вставляется так, вынимается так, вставляется так и так, то-то, то-то. Повтори. Ну а парень тот не смог повторить. Ну а я: «Едрить твою мать, такой простой вещи.» Ну, я, как слесарь, с железками-то мог возиться. Я взял и вставил им. Командир сразу спрашивает: «Как фамилия?» Я отвечаю. Он говорит тому парню: «Ты иди. А ты, Ремезов, будешь вторым номером». Вот так. Помню, что первым номером у меня был пожилой солдат. Пулемёт был не новый, но вполне боеспособный. Ночью снова бомбили Котлы или находившийся там аэродром, не знаю. Котлы стояли на горе, и там, за горой, бомбили. А мы находились здесь, ближе к Ленинграду. Нас тогда подняли по тревоге - и пешком под Кингисепп, в район старой пограничной заставы. Заняли подготовленные позиции на берегу Нарвы. Но боя здесь не было. Потом нас ни с того ни с сего опять в ночь сняли. Мы пулемёт погрузили в машину и хотели сами к пулемёту, но нам сказали: «Нет. Давайте в общий строй и шагайте». Я больше «максима» своего и не видал. Водили, водили пешком туда-сюда. Уже после войны, работая на автобусе в Волосово, я всё это вспоминал. Значит, получилось как. Оказывается, нас, не доходя до Беседы, бросили в сторону Большого Сабска по реке Луге. Утром расположились на днёвку. Как я потом краем уха слышал, командование отправило разведку. Разведчики притащили немца. Тот сказал, что, мол, вы окружены. Примерно через полчаса немцы ударили нам в тыл. Они прорвались у Ивановской, где оборонялась 3-я Фрунзенская дивизия народного ополчения. Собственно, боя никакого не было. Один немецкий танк шёл, стреляя из пушки и пулемёта. А нам кричат: «Вперёд, в атаку!» Ну, такие командиры у нас были. Мы встали и пошли. Это произошло примерно... не доезжая Беседы, есть деревня Морозово. Вот от Морозово в сторону города Луги. Туда выше, вверх километров семь или восемь. Вот там. Я не помню, что за деревушка там была. И вот там мы остановились на днёвку. Было очень много раненых. Недалеко от нас стояли большие пушки, стрелявшие куда-то за Лугу. Когда танк ушёл и мы стали собираться, то никого из прислуги возле орудий не было. Наверно, когда танк шёл по дороге, то кого поубивало, кто разбежался. Наше командование собрало нас и решило двинуться по просёлочной дороге к Сабску. По дороге повстречали курсантов Ленинградского пехотного училища. У них командиром был, кажется, полковник Мухин. В один «прекрасный» день командование собралось, обсуждало. В это время налетела немецкая авиация. Начала бомбить и обстреливать. И со стороны дороги на Сабск вышли немцы, обстреляли. Разогнали. После этого командование приказало уничтожить все личные документы и выходить мелкими группами. Дальше мы выходили втроём. Где-то на Мшинских болотах нас обстрелял немецкий самолёт. Моих товарищей ранило. Один вскоре умер. Второго, раненного в полость живота товарища я где тащил, где нёс, где как. И так трое или четверо суток, а всего шли около недели. Питались ягодами, грибы сырые ели. В деревни не заходили и от дорог старались держаться подальше. Линию фронта перешли где-то в стороне от Гатчины, между Киевским и Московским шоссе. Когда вышли, то меня отправили не в часть, а на проверку. Несмотря на то что я вышел с оружием и вынес товарища, нервы нам потрепали хорошо. Документов-то у меня никаких не было. Если бы мы с документами вышли, может, проще бы было. Собрали нас таких человек 300-400 и в сопровождении двоих конвоиров отправили на барже через Ладожское озеро в тыл. Ленинград к тому времени уже был в блокаде. Наверно, это был конец сентября. На Ладоге уже штормило. Разместили нас по деревням. Кого в домах у жителей, кого в зданиях клубов. Мы оставались в своей форме. Звёздочек с пилоток не снимали, но ремни были отобраны. Относились к нам нормально, но особисты через день, а то и каждый день нервы трепали. Как, да с кем, да что, да почему не застрелился? Да видал ли немцев, да разговаривал ли с ними? Понимаете, вот такую ерунду. Следователи периодически менялись. Всякое бывало, и по морде получали. Всё в зависимости от того, какой следователь попадётся. Проверку закончили где-то в декабре, после освобождения Тихвина. Нас переодели в зимнее обмундирование, в тёплые бушлаты. И отправили под Малую Вишеру во Вторую ударную армию.