Метро 2035: Муос. Чистилище - читать онлайн книгу. Автор: Захар Петров cтр.№ 57

– Они детей воруют или заманивают, что, впрочем, одно и то же. У нас и раньше были подозрения на это. По крайней мере пятеро детей пропало за последние три года, но доказательств того, что это сделали диггеры, у нас не было. Однако в последнем случае, когда с Красной Слепянки пропала девочка, жители организовали погоню и застали диггеров с ребенком на одной из их стоянок. Почти всех, кто участвовал в погоне, диггеры убили.

– Я в это не верю! Они не могут никого убивать – они никому никогда не причиняют зла, никогда ни с кем не воюют.

Инспектор-психолог хмыкнул. Инспекторша с горькой улыбкой спросила:

– Так ли ни с кем?

– Ну, только с ленточниками.

Снова вмешался офицер:

– Вот видишь – они умеют перестраивать свои идеи. Сначала ленточники – потом мы. Впрочем, какой-то открытой войны пока нет. Они просто ходят по поселениям и уговаривают людей уходить в переходы, не подчиняться властям Республики. Я думаю, что это только начало. Цель – восстание против Республики. Если Республика падет, начнется новый кровавый хаос, в котором диггеры построят свое новое общество полуголых аскетов, если это можно назвать обществом. И я много не поставлю на тех, кто откажется в этом обществе жить. Но сейчас мы речь ведем не о будущем Муоса, а о твоем прошлом. Ты не даже не представляешь, насколько мне хочется увериться, что ты гражданка Республики, а не чистильщица или диггерша-диверсант! Поэтому пиши все до мельчайших подробностей и помни, что каждое написанное тобою слово будет проверено и перепроверено. И не дай Бог тебе в чем-нибудь ошибиться.

Это прозвучало не как угроза, а как искреннее пожелание. Вере показалось, что офицер симпатизирует ей и говорит это так, как будто сам боится, что Вера допустит малейшую ошибку в своем изложении. И Вера писала, писала мелким почерком. Она потеряла счет исписанным листкам. Она не боялась ошибки и последующих разбирательств. Ей просто хотелось доказать, что она – это она. Постепенно напряжение в кабинете спало. Уже не только инспекторша, но и ее напарник разговаривал с Верой вполне дружелюбно. Старый майор молча прохаживался по кабинету, иногда куда-то уходил и возвращался, он уже не встревал в разговор и не смотрел Верину писанину. Когда допрос был закончен и инспектор собирался завязать Вере глаза, майор остановил его на секунду и неожиданно сказал Вере:

– Ты, дочка, не серчай на нас. Работа у нас такая. Если все, что ты нам сказала и написала, – правда, тебе не о чем беспокоиться. Иди, учись и ни о чем не думай.

На секунду Вере показалось, что с нею разговаривает Зозон или даже отец – столько усталости и скрытой боли было в его глазах. Казалось, что офицеру было неудобно за те слова, которые говорил Вере несколькими часами раньше, хотя не сказать их он тоже не имел права.

Теперь, лежа на шконке, она вспоминала взгляд офицера и сказанные им слова. Тревога за себя полностью прошла – офицер не врал, говоря, что ей не о чем беспокоиться. Да и врать ему было незачем. Ее немного тревожило то, что офицер сказал насчет диггеров. Теперь Вера совсем не разделяла диггерские идеи и считала неправильным и даже трусливым их образ жизни. Но она не могла поверить, что диггеры действительно представляют какую-то угрозу Республике. Впрочем, диггеры как таковые ее волновали не более, чем какие-нибудь крестьяне-республиканцы с забитого поселения. Ей просто не хотелось, чтобы что-то произошло с теми, кого она знала: Антончиком, Жаком. Скорее всего, между Республикой и бригадами произошла какая-то цепочка недоразумений, которые одна или обе стороны истолковывают не совсем верно. Но так или иначе, до войны не дойдет – это было бы совсем глупо. И в любом случае она на происходящее повлиять никак не сможет, по крайней мере в ближайшие шесть месяцев. Так Вера себя совсем успокоила и отключилась.

Когда-то давно Вере нравились книги, нравились уроки ее отца, нравилось узнавать новое. Но сначала трагедия в МегаБанке, потом годы диггерской аскезы и военной жизни в Урочище, череда смертей и убийств, казалось, напрочь выжгли в Вериной душе эти сентиментальные ненужности. То, чем ей предстояло заниматься в Университете, Вере изначально не понравилось, но это не вызвало у нее столь нестерпимой тоски, как у других курсантов. Начались университетские будни: лекции, задания, диспуты. И как-то незаметно давно уснувшая в Вере способная и любознательная девчонка «почемучка» (так называл ее когда-то отец) пробудилась и потеснила, загнав в угол, Стрелку-воина. Раньше ее познания о мире ограничивались лишь рассказами полуграмотного отца и нудной Поэмой Знаний диггеров. Но с первых же лекций горизонты Вселенной для Веры стали с головокружительной быстротой расширяться.

Преподавали в Университете живо и интересно, занятия шли с раннего утра до вечера. Вера даже забыла про тренировки – все свободное время она занималась проглатыванием старых учебников из университетской библиотеки. Обилие поглощаемой Верой информации приводило ее в какое-то восторженное оцепенение. Но чем больше она узнавала, тем явнее понимала, как мало знают ученые, не говоря уже о других жителях Муоса. Поначалу ей казалось, что университетские преподаватели по дологии и вневедению знают все – так уверенно и живо они вели занятия. Но когда она решила выйти за рамки врученных ей серых брошюр по этим предметам, то узнала, что раньше таких наук не было. Наука дология (от предлога «ДО») – это нещадно краткое изложение знаний о том, что было до Последней Мировой войны – по истории, философии, литературе. Вневедение (от предлога «ВНЕ») – ничтожная выжимка информации по астрономии, географии, биологии той части Вселенной, которая лежит за пределами Муоса и которая неожиданно для Веры оказалась такой огромной.

Когда-то создатели подземного Университета ставили перед собой вопрос: нужно ли преподавать студентам неприкладные науки. Во времена, когда тысячи людей умирали от голода, войн и болезней, кощунственной казалось сама мысль рассуждать о далеких галактиках или древних цивилизациях, а тем более держать для этого штат преподавателей. Поэтому все не очень нужные знания было решено временно сбить в два спецкурса: дологию и вневедение. Но прошло время, и эти два поверхностных пересказа стали самостоятельными науками, и теперь даже преподаватели этих малополезных наук, обладали знаниями, ненамного превосходящими содержание написанных ими же брошюр.

Поначалу Веру увлекло вневедение. Когда-то давно из туманных объяснений отца Вера знала, что Муос лежит где-то внутри Земли, а над Муосом покоится разрушенный Минск. Она знала, что кроме Минска есть где-то Москва, из которой пришел когда-то Присланный. Даже знала, что Земля круглая, и вроде бы Москва как раз на противоположной стороне Земли, и до нее дальше, чем дважды пройтись из конца в конец по Муосу (это ей сказал, кажется, отец, а может быть, и сама додумалась). Позже сухая Поэма Знаний расширила и конкретизировала эти примитивные представления, добавив в них несколько скучных цифр. А теперь она задумчиво вращала потрескавшийся от старости глобус в кабинете вневедения, всматриваясь в огромные сине-голубые пятна морей и океанов, читая названия островов, стран и городов, из которых ей знакомы только два: Минск и Москва. Снова и снова переводя километры в рельсы (самую большую единицу измерения расстояний в Муосе, равную длине одного рельса). Она терпеливо умножала вымеренные отрезки на глобусе на километры масштаба, а потом эти километры – на рельсы, и, пытаясь представить себе эти невероятные расстояния, задумчиво качала головой. Представления о мире в ее голове срочно перестраивались: информация из книг, картинок, рассказов отца, собственных вылазок на Поверхность, увиденного глобуса, представления о расстояниях толклись в ее голове, пытаясь выстроиться в новую картину с множеством огромных пробелов. От этого мысленного сумбура болела голова. Но Вера настойчиво пыталась заполнить эти пробелы, чтобы картина Мира стала для нее снова ясной и понятной.