Театральная площадь - читать онлайн книгу. Автор: Валерия Вербинина cтр.№ 62

— Труп в Подмосковье вывез директор Дарский на своей машине? — спросил Манухин. Вахтер кивнул.

— А что с вещами Виноградова? У него куртка была, костюм…

— Бельгард их забрал, потом отдал мне и велел от них избавиться. Что ж избавляться-то? Вдруг деньги понадобятся, а вещи хорошие. Куртка на меху же дорого стоит… Я все спрятал у себя, думал — время пройдет, продам…

— Ты мне все сказал? — спросил опер. Благушин горько вздохнул.

— Эх, выгонят мою внучку… И все из-за вас…

— Сейчас будем оформлять твои показания по всей форме, — объявил Манухин. Он вернулся на свое место и достал чистый лист бумаги.

…Когда Благушина увели, Митяй обратил внимание на то, что Лепиков хмурится.

— Ну? — спросил Манухин. — В чем дело-то?

— Да не нравится мне все это, — признался Лепиков. — Ладно вахтер, но директор Большого… и тот заслуженный старик замешаны… Как бы нам по голове не настучали, а? И убийца — Вольский…

— Он не убийца, — возразил Манухин.

— Потому что он народный артист СССР? — усмехнулся его собеседник.

— Не, — Митяй почесал шею ниже затылка, — Сотников был ухажером Каринской, убили Виноградова — и Сотников опять оказался поблизости… Пора его разъяснить.

И Сотников был разъяснен на следующий день, причем тут Манухин обошелся даже без рукоприкладства.

— Ты пойми, твой допрос — простая формальность, мы и так всё знаем, — доверительно гудел он. — Ты ненавидел Вольского, потому что девушка, которую ты любил, из-за него покончила с собой. Ты убил Виноградова и спрятал труп в шкафу в гримерке Вольского, чтобы свалить все на него, а когда ничего не вышло, в буфете бросил яд в одну из чашек на подносе, зная, что на этот раз убийство будет громким и его не смогут замять. Только вот незадача — что бы ты ни делал, Вольский все равно оставался на свободе, и тогда ты убил заодно и Модестова… Верно ведь?

Концертмейстер долго молчал. Но когда он заговорил, удивился даже видавший виды Манухин.

— Это я ее убил, — произнес он безжизненным голосом.

— Кого?

— Леночку, — Сотников слабо усмехнулся, — Елену Каринскую. Она знала, что я на все для нее готов. Она… она сказала мне: «Достань мне опийную настойку, мне нужно». Я спросил: «Для чего?» А она возьми и скажи: «Хочу Алексея отравить…»

Лепиков откинулся на спинку стула и, пораженный, вытаращился на Сотникова.

— Да, так она сказала, — продолжал тот, кривя рот. — Мне бы понять, что она шутила… Но я не понял. Я принес ей настойку, а когда она спросила… спросила, какая должна быть доза, чтобы отравить, но не сильно… я ей ответил, что она может смело наливать хоть тридцать капель… Тридцать капель! Ее же… совсем маленькими дозами принимают… — Он заплакал. — Я думал, Лена для него… А она сказала мне неправду! Понимаете?

— Постой, — начал Манухин. — Так, значит, Каринская…

— Она умерла из-за меня! — пронзительно закричал Сотников. — Я ее убил… Хотел, чтобы умер он, но умерла она! Боже мой… Вам не понять, что я чувствовал тогда! Я убил ее — я, который жизнь бы отдал за нее… Но ей этого было не нужно! А Вольский даже на ее похороны не пришел — у него очередная репетиция была… Конечно, репетиция — это же так важно! Важнее всего на свете… А о представлении нечего и говорить…

Лепиков хотел закурить, но поймал свирепый взгляд Манухина и сделал вид, что просто ищет что-то в ящике.

— Я знал, что никогда, ни за что его не прощу… Но мне было мало его уничтожить. Я хотел, чтобы он мучился… Чтобы ему было так же плохо, как мне! Но мне ничего не приходило в голову… А потом Виноградов поругался с ним… Юноша с мерзким языком, который после смерти Лены сказал о ней: «Очередная потаскушка отправилась туда, где ей самое место… Теперь она долго будет лежать на спине…» Я возненавидел его за эти слова. А когда он снова поссорился с Вольским, я подумал: все же просто… Убивают парня из кордебалета, труп у Вольского в гримерке… И пожалуйста! Он убийца! Конец сцене, конец всему… И сколько бы он ни твердил, что невиновен, никто ему не поверит… Я улучил момент, когда Виноградов был один, ударил его по голове и удавил его же подтяжками… Но дурак Бельгард обнаружил труп раньше времени…

— Это ты вложил пуговицу Вольского в руку трупа? — спросил Манухин.

— Я. Я не ушел из театра… Прятался там и почти все видел. Как Дарский ругался с Бельгардом, как Благушин вытащил труп, а потом затаскивал его обратно… Тело засунули под лестницу, вахтер стал заговаривать зубы милиционеру… Я подумал — но ведь тела-то все равно находят. Надо бы оставить какую-нибудь улику… Ну и оторвал пуговицу от колета Вольского… Труднее всего было вложить ее в руку мертвецу, пальцы плохо сгибались, но я все-таки добился своего… И что? Да ничего. Исчезновения Виноградова почти никто не заметил… И я понял, что нужна жертва покрупнее, чтобы все зашевелились. Думал, думал, потом придумал отравить одну из чашек на подносе… Мне еще было интересно, кто умрет: Касьянов? Головня? Бельгард? Не повезло заведующему… Но и мне не повезло, потому что пузырек из-под яда я хотел подбросить Вольскому, только не вышло. И опять — ничего! Представляете, Вольский даже лучше танцевать стал. Но его подозревали, конечно, этот ваш коллега со шрамом кружил вокруг него, кружил… Я понял, что нужна еще одна жертва. Ну, Модестов подошел — он все мечтал занять место Вольского, а тот этого не терпел…

— А если бы и Модестов сошел ему с рук, что тогда? — поинтересовался Манухин. — А?

— Смеетесь, да? — Сотников побледнел. — Вам смешно… Вы просто не понимаете, что значит быть концертмейстером! Артисты — одни в опере, другие в балете… у оркестра тоже все хорошо… а концертмейстер — что это такое? Так, пустое место, которое что-то наигрывает на рояле во время репетиций… Тапер! Так меня называли… Ты не артист, не музыкант, даже не служащий канцелярии… Я для них значил меньше, чем стул, на котором я сидел! Если бы я был танцовщиком, разве Лена обошлась бы со мной так, как она обошлась?

— У меня вопрос, — сказал Манухин. — Кто напал на моего коллегу поздно вечером в театре?

— Я не знаю, — пробормотал Сотников. Но по выражению его лица собеседник сразу же понял, что он лжет.

— Я щас тебе все пальцы переломаю, тапер паршивый, — ласково промолвил Митяй. — Не заставляй меня. Ну?

— Мой отчим понял, что что-то неладно, — пробормотал Сотников, пряча глаза. — Он… он заставил меня сказать ему… Это он напал на вашего друга.

Манухин не стал уточнять, что Опалин никогда не был ему другом. Вместо этого опер спросил:

— Как зовут отчима?

— Осипов. Он… он главный осветитель.

— А! Тот, кто будто бы с перитонитом валяется? — Манухин повеселел. — Ну ничего. Мы его быстро вылечим… как и врача, который согласился его покрывать!

— Это моя мама, — ответил Сотников дрожащим голосом и заплакал. — Что я наделал… Я же не хотел…