Театральная площадь - читать онлайн книгу. Автор: Валерия Вербинина cтр.№ 39

И глаза у него в этот момент так сияли, что норовистой Маше (которой, по правде говоря, уже приходили в голову мысли, а не он ли помог ее вычислить) расхотелось отвечать отказом.

— Вы, товарищ оперуполномоченный, торопите события, — объявила она, напуская на себя важный вид. — Можете так и записать в протокол: свидетельница раздумывает…

— Неужели?

— А то! Есть же у меня право подумать…

— Да? Ну ладно. — Опалин почесал голову. — Слушайте, свидетельница, а о нашем деле вы что думаете? — Маша нахмурилась. — Нет, ну правда, — доверительно добавил Иван, нагибаясь к ней, — ты же знаешь всех этих людей. Что тут творится-то?

— Понятия не имею. — Маша придвинулась к нему поближе и понизила голос. — Понимаешь, Головня — он был ставленник директора и большой его друг. Если бы Касьянов был хитрее, он бы устроил так, чтобы верховодил не Головня, а он. Но Палладий Андреевич больше по творческой части, а по части интриг он не мастер. Поэтому Головня вылез на первое место. Несколько дней назад он чуть скандал не устроил Дарскому, когда узнал, что балет на колхозную тему заказали Чирикову. И что — на отношения заведующего с директором даже это никак не повлияло. Так-то Головня мастер лавировать, и… честно говоря, не представляю, кому он мог так надоесть, чтобы его стали убивать.

— А что насчет принца Зигфрида? — как бы невзначай спросил Опалин.

— Головня всегда восхищался Вольским и ставил его выше всех, — холодно ответила Маша. — Ты не там ищешь. Алексей, который крадется к столу, чтобы бросить в чашку кофе крысиный яд… Прости, но это ни в какие ворота не лезет.

Опалин задумался.

— Да, яд обычно — оружие слабых, — пробормотал он. — А Алексей — сильный человек?

Маша открыла рот, чтобы ответить, но неожиданно выражение ее лица изменилось, оно стало чуть ли не виноватым, что Опалину инстинктивно не понравилось. Повернув голову, он проследил за направлением ее взгляда и понял, что в канцелярию только что вошел Вольский и бесшумно приблизился к ним.

— О, товарищ оперуполномоченный! — сказал Алексей, симулируя сердечную улыбку, что производило особенно неприятное впечатление. — Почему-то я даже не сомневался, что застану здесь именно вас.

Опалин впервые видел Вольского в обычной одежде — если дорогой серый костюм, всем своим видом наводящий на мысли о загранице, и отличного покроя расстегнутое пальто с бобровым воротником можно было назвать обычными. На шее белый шарф, на голове не шапка, а шляпа, и явно тоже заграничная.

— Здравствуйте, Машенька, — молвил Алексей загадочно-небрежным тоном и поцеловал ей руку так естественно, как будто все происходило четверть века назад, а не в государстве победившего пролетариата. От Опалина не укрылось, что Маша смотрела на Вольского как зачарованная и если и сделала слабую попытку отнять руку, то лишь потому, что все, кто в этот момент находились в канцелярии, глазели на нее разинув рты.

— Почему вы уехали из театра, едва мы появились? — требовательно спросил Опалин у премьера.

— Мне должны были позвонить домой, — ответил Алексей.

— Маша, сиди, — проговорил Иван, заметив, что она поднимается, чтобы освободить для бывшего любовника место.

По тому, как сверкнули ее глаза, он тотчас же понял, что совершил промах.

— Я тебе что, собака, что ли? — сердито прошипела Маша. Она воинственно тряхнула головой и, стуча каблучками, проследовала к выходу.

Вольский сел на ее место, снял шляпу и положил ее на край стола. Без театрального грима, без костюма сказочного принца это был просто яркий блондин тридцати с небольшим лет, с правильными чертами лица и глазами, полными усталости. Опалин прежде видел такое выражение у людей, которые взвалили на себя непосильное бремя, и невольно задался вопросом, что же могло тяготить его собеседника. Он был знаменит, хорош собой, явно не нуждался в деньгах и исполнял главные партии в лучшем театре страны. Баловень судьбы, да и только.

— Скажите, почему вы пошли в балет? — внезапно спросил Опалин.

Вблизи было заметно, что кожа у Вольского попорчена гримом и возле глаз уже наметились ранние морщинки. Блондины стареют рано, после тридцати они словно начинают тускнеть, и когда свежесть юности уходит окончательно, исчезает и все их очарование. Опалин подумал, что еще года три-четыре, и Вольский превратится в ничем не примечательного гражданина, каких много. Но пока — пока время было еще на стороне премьера, и именно к нему оказались прикованными взгляды всех присутствующих женщин.

Услышав вопрос, Алексей усмехнулся.

— Я никогда не хотел танцевать, — объявил он, откидываясь на спинку стула. — Но мне сказали, что в училище будут уроки фехтования, а я хотел сражаться на шпагах… и все такое. Так я и попал в балет.

— Значит, насчет уроков вас обманули?

— Нет, почему же? Мальчики в балете учатся фехтованию. Оно замечательно развивает координацию. Как мы мирно беседуем, а? — неожиданно добавил Алексей, и глаза его сверкнули. — И не скажешь, что вы подозреваете меня в убийстве… даже, кажется, в двух.

— А почему я не должен вас подозревать? — поинтересовался Опалин.

— Потому что я никого не убивал.

— Даже балерину Каринскую?

— Она не балерина была, а артистка кордебалета. — Алексей дернулся. — Это обыватели думают, что балерина — всякая, кто выходит в балете танцевать. А между тем балерина — Седова, или Уланова, например. Высшая ступень. Выше только прима-балерина, но у нас это выражение сейчас не очень жалуют.

— И все-таки, почему вы сегодня уехали из театра? — мягко спросил Опалин.

— Я же сказал: мне должны были позвонить.

— Кто именно?

— Домработница с дачи, где живет моя мать. Она болеет, и врачи предписали ей жить на свежем воздухе, — пояснил Вольский. — Из-за этого самого воздуха она и простудилась. Утром к ней вызвали доктора, и я ждал звонка — что с ней, может быть, ее все-таки надо перевезти в Москву или даже в больницу…

Упомянув о своей матери, он преобразился и заговорил нормальным человеческим тоном. Значит, вот для чего ему круглый год нужна была дача недалеко от города, сообразил Опалин. И то, что Алексей постоянно туда ездил, показывало, что он, несмотря ни на что, хороший сын.

— Давайте вернемся к тому, что произошло вчера на репетиции, — попросил Иван. — Касьянов объявил перерыв на пятнадцать минут. Ваши действия вслед за этим?

— Я пошел поговорить с Людвигом Карловичем, но он наставлял Антона, как ему надо летать в образе филина… то есть правильно двигаться. Я решил подождать, когда они закончат, и несколько минут ходил туда-сюда без всякой цели.

— И возле стола тоже?

— Ну да. Если вас интересует, задержался ли я у стола, да, задержался, чисто машинально, ожидая, когда Бельгард освободится. Но я никого не травил.