Мысли, которые нас выбирают. Почему одних захватывает безумие, а других вдохновение - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Кесслер cтр.№ 45

В следующем месяце он получил школьный альбом за тот год и, глядя на фотографии счастливых ребят, решил, что лишение популярности – это способ управления стадом. Весь его дневник пронизывает одна и та же литания: весь остальной мир полон подражателей и трясущихся конформистов, и только он, Харрис, обладает силой, чтобы распознать общество, каково оно на самом деле. Поэтому он стоит особняком, и это добродетель, а не недостаток. «После того как я получил альбом и посмотрел на людей… человеческая раса не стоит того, чтобы за нее бороться, только убить… ничто больше ничего не значит… я не хочу быть, как ты или кто другой, что почти невозможно в наши дни, когда каждый маленький засранец старается быть “оригинальным подражателем”. Я жду маленького засранца типа тебя, чтобы критиковать кого-нибудь, кто не принадлежит твоему социальному мирку; “нормального” или “цивилизованного”…»

Два месяца спустя Харрис начинает писать об убийстве особым образом. И снова – это не просто месть; он представляет себя одиноким ницшеанцем, который победил мир, взяв на себя ответственность за его действия и полностью отождествляя со своим абсолютом, аморальной свободой. Он хвастает тем, как его преступление охарактеризует его: «Я знаю, что после убийства одного человека меня может застрелить коп, но… Я предпочитаю убить того одного человека, да и ладно! Это МОЙ поступок! Не моих родителей, не братьев, не друзей, не моей любимой группы, не компьютерной игры, не газет с телевидением. ЭТО МОЕ!»

По прошествии месяцев потребность убить стала всепоглощающей. По мере того как дневниковые записи приближались к дате убийства, Эрик писал о трансформации своих чувств и желании убить «примерно 5 человек». К октябрю он решил поменять оружие на бомбы и представлял «половину Денвера в огне, напалм на стенах высотных зданий и взрывающиеся гаражи…».

Эрик пытается подавить любое проявление отвращения к своим ужасным фантазиям. Он решает, что «не собьется с пути из-за собственных симпатий, нет уж, ни по какой причине. Я заставлю себя верить, что все и каждый – это просто монстр из Страшного суда, как Ангел Смерти или демоны, так что или я, или они. Я должен переключить свои чувства», – пишет он. Прежде чем осуществить свой чудовищный план, он извиняется перед матерью: «Мне действительно очень жаль, но война есть война». Он добавляет режущим слух задушевным тоном: «Моя мать, она такая заботливая. Она всегда приходит на помощь». Он понимает, что должен отстраниться от родителей: «Я больше не хочу тратить на них время… Я хочу, чтобы они уехали из города, чтобы я больше не оглядывался на них и не был связан с ними».

В ноябре он пишет: «Если бы я мог взорвать мир ядерной бомбой, я бы это сделал»; но эти мысли еще уравновешиваются вполне человеческим выражением эмоциональной боли. Это признание больше других демонстрирует его эмоциональную уязвимость, оно о том, как весь его гнев зародился в старших классах школы, где он учился: «Все всегда смеялись надо мной из-за того, как я выглядел, каким чертовски слабым я был и дерьмовым, что ж, я вам все верну обратно: окончательную чертову месть; вам, ребята, следовало проявлять больше уважения, лучше со мной обращаться… Обращаться со мной, как со старшим, и, может быть, мне бы не захотелось оторвать вам головы. Вот откуда моя ненависть. Дело в том, что у меня практически отсутствует чувство собственного достоинства, особенно в отношении девчонок и внешнего вида и тому подобного…»

С этого места, начинается прямой путь к убийству в апреле 1999 года.

Его последняя запись, всего за несколько дней до убийства, – истошный вопль о том, как много в нем от обычного, загнанного ребенка, неформального лузера, у которого просто нет ничего, чтобы стать популярным: «Я ненавижу вас, люди, вы выкинули меня прочь, отстранили от многих интересных вещей. Нет, нет, нет, не дайте появиться этому странному ПАРНЮ Эрику, ооо, черт возьми, нееет».

Из отверженного подростка Эрик Харрис превратился в массового убийцу. Он был не способен справиться со своими мучениями, и сделал школу, которая отвергла его, притчей во языцех.

Требуется терпение, чтобы встретиться с Джоном Ленноном. Звезда живет в «Дакоте», роскошных апартаментах девятнадцатого века с окнами на Центральный парк. Можно, шататься здесь весь день, и даже одним глазком не увидеть, как он выходит из здания. Марк Дэвид Чепмен сидел на скамейке в парке по другую сторону улицы и наблюдал. Потом он встал на тротуаре. Затем подошел к швейцару и спросил, где сейчас Леннон, но ответа не получил. Время от времени он касался пальцами пистолета в кармане. Под мышкой Чепмен держал пластинку Леннона «Двойная фантазия» – одна из уловок, чтобы выглядеть фанатом в ожидании автографа.

Чепмен любил Леннона. Он отождествлял его со своим трудным детством, жестоким отцом, любимой матерью. Леннон был ярким и харизматичным, у него был язвительный взгляд на мир, и он был идеалистом. Чепмен признавал его сострадание, великодушие, понимание. All you need is love. А теперь что стало с его кумиром? Теперь Леннон живет в довольстве и богатстве. В своих стихах он восхвалял добродетель бедности, а сам превратился в одного из этих праздных богатеев, стал циничным и приземленным. Чепмен удивлялся, как можно быть таким лицемером. Однажды Леннон сравнил себя с Христом, а потом спел о том, насколько лучше был бы мир без Бога. Чепмен хотел привести все в порядок, сделать мир без Леннона.

Фотография «Дакоты» в журнале ударила Чепмена прямо в сердце – Леннон на крыше известного здания, самодовольная знаменитость, позирующая перед камерой. Что-то перевернулось внутри, и это чувство становилось все сильнее и глубже: дыра в центре того, что он называл торнадо. Стоило посмотреть на фотографию, торнадо внутри выходило из-под контроля и в конце концов толкнуло Чепмена на ту улицу, к тому дому. «Это было, когда на улице кружил вихрь… поглощая несколько оставшихся фрагментов благопристойности и свободы воли, что у меня оставались. Это случилось, когда я стал таким мерзким, что мой собственный разум выблевал меня в преисподнюю», – рассказывал Чепмен репортеру Джеку Джонсу, который интервьюировал его почти 200 часов для книги «Дай мне уничтожить тебя».

Этот вихрь захватил его на Гавайях, когда Чепмен прочитал книгу Джерома Дэвида Сэлинджера «Над пропастью во ржи»; взгляд Холдена Колфилда на лицемерие мира, казалось, углубил дыру в центре жизни самого Чепмена. Когда он увидел фотографию Леннона, подлого обманщика, вихрь закрутил его еще сильнее. Затем Чепмен прослушал песню Imagine, которая прославляет атеизм как путь к миру. Что за дерзость – поставить себя выше Бога! А когда дома, на Гавайях, просматривая коллекцию записей своей жены, он увидел обложку диска «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера», увидел самодовольное и циничное лицо Леннона, который когда-то казался ему таким героем, сомнений не оставалось – однажды он, Чепмен, убьет его!

Чепмен вырос неподалеку от Атланты с жестоким отцом, которого так ненавидел, что однажды, подростком, схватил на кухне нож и направил на отца, но тот легко его разоружил. Гнев не оставил Чепмена, даже когда он уехал за тысячи миль от дома; гнев сопровождался депрессией, отвращением к себе и осознанием бесцельности существования. Чепмен снова и снова ощущал на себе гнет отчаяния из-за отсутствия каких-либо достижений, но он всегда снова поднимался и снова обретал цель в жизни.