— Отлично! — сжал пудовый кулак Трофимов. — Ну что, упаковываем абверовский подарочек?
Перед началом операции мы долго обсуждали, что делать. В итоге мне сказали: «На твое усмотрение. Действуй по обстановке».
В таких случаях чаще всего мы просто арестовывали агентов абвера. И если необходимо, в спокойной обстановке склоняли к сотрудничеству. Или отдавали военному трибуналу, который со шпионами и изменниками Родины не церемонился. Но сейчас внутри меня все вопило: брать его нельзя!
— Пропускаем фигуранта, — сказал я в эбонитовый микрофон рации, занимавшей целый стол.
На втором наблюдательном пункте сигнал был принят.
— Палыч, ты сделал глупость, — досадливо произнес Трофимов. — Эх, под белы рученьки бы его. И в допросную. Много чего напел бы.
— Все. Решение принято.
— Понятное дело. Но очень хотелось с фашистской гнидой по душам поговорить.
— Тебе хотелось бы? А ты не представляешь, как мне этого хочется! Посмотреть в его блудливые зеленые очи. И раздавить эту гадину! — Я врезал кулаком по столу, так что рация подпрыгнула.
Трофимов удивленно посмотрел на меня. Обычно таких взрывов эмоций он от меня не видел. В нашем отделе к категории горячих парней относился он, но никак не я.
— А как ты его глаза рассмотрел? — спросил капитан.
— Была оказия. Старый знакомый.
— Что, задерживал его уже?
— Нет. В школе учил!
Рассмотрел я связника в тот момент, когда он выходил из подъезда, без кепки на голове, и подставился под зрачок моего бинокля. И я сперва не поверил своим глазам. Но это был он — Тимофей Курганов собственной персоной…
Глава 13
— Ваши документы, — потребовал сержант милиции на платформе Казанского вокзала, похожего по архитектуре на пряничный дворец, шумного, полного военных и гражданских с тюками и чемоданами.
За спиной сержанта маячил рядовой, его пальцы лежали на кобуре. И всем своим видом он выражал не только готовность, но и желание открыть стрельбу — только пусть повод возникнет.
Курган протянул паспорт и командировочные документы, из которых следовало, что он направляется от Куйбышевского механического завода смотреть, что осталось от паровых котлов на освобожденной территории Сталинградской области.
— Котлонадзор, значит, — недоверчиво хмыкнул сержант.
— Котлы — основа промышленности, — назидательно произнес Курган. — Котлы и давление.
— Давление — это да. — Сержант спрятал его документы в кожаную офицерскую сумку на боку. — Пройдемте.
Курган прикинул позицию. Попытаться сбить с ног сержанта — и в толпу? Но тут же будет крик, переливы милицейского свистка. А на выходе с вокзала — военный патруль. И еще полно служивого люда. Нет, не выпустят!
И вообще бежать — это, считай, засыпался. Гон на него объявят. А так есть шанс, что все обойдется.
Пьянящее чувство возвращения в родную Москву у него уже прошло. И теперь на ее улицах ему было стремно, как на минном поле. Слишком много здесь военных и сотрудников НКВД. Кажется, в столпотворении большого города легко затеряться, но еще легче засыпаться. Да и не так трудно нарваться на старых знакомых, которые спросят: «А чего это ты тут делаешь и давно ли сбежал из тюрьмы?» Поэтому он был рад, что быстро выполнил задание: лично убедился, что агент Лунь жив, здоров, полон энтузиазма, рацию вместе с радистом передал.
Теперь путь его лежал на юго-запад, в тыл войск фронта. Там ему предстояло взять под командование хорошо законспирированную диверсионную группу. И устроить в тылах красных шум и террор. И он этим вполне доволен. Все лучше, чем быть на побегушках при племяннике крупного советского чиновника.
В общем, он с радостью готов был распрощаться с Москвой. И надо же: наткнулся на этих проклятых милиционеров!
А, была не была! Курган решился бежать. Нельзя ему в милицию.
— Гражданин, чемоданчик свой не забудьте! — хрипло произнес рядовой, который будто почувствовал его настроение и достал из кобуры револьвер системы «Наган». И ведь пустит его в ход, не задумываясь.
— Кто же свое имущество забудет? — хмыкнул Курган, поднимая чемодан, благо в нем не лежало ничего предосудительного.
В железнодорожном отделе НКВД дежурный оперативник долго изучал документы доставленного.
— Да вы скажите хоть, что стряслось-то? — нервно спросил Курган.
— Да ничего, — спокойно ответил милицейский оперативник. — Рутинная проверка.
— А у меня рутинная командировка. Для рутинного восстановления народного хозяйства. На нужды фронта. А вы задерживаете.
— Да что вы так беспокоитесь? Разберемся…
И Курган опять оказался в камере — правда, уже советской.
Это ему на роду написано — чтобы за ним с лязгом закрывались тюремные засовы. Только они потом всегда отпирались.
В камере скучала пара воров-майданщиков, чья специализация — кражи вещей у пассажиров поездов.
— Что за гусь? — лениво спросил один, тощий и фиксатый.
— Гуси на пруду крошки жрут. А перед тобой человек, — бросил резко Курган.
Хотел добавить что-то по воровскому укладу и понятиям, но решил не светиться.
Провел он в камере в полном молчании примерно час. Эх, если сейчас начнут досконально проверять легенду — она не устоит.
А если это провокация со стороны агента Луня? В свое время, еще при той «партизанской проверке», Курган был уверен, что он — сюрприз от советской разведки в красивой обертке. И во время вчерашней их встречи на конспиративной квартире не покидало ощущение, что его сейчас будут брать чекисты. Липкий пот так и тек по спине. Однако не только не взяли, но даже, сколько ни старался, не смог обнаружить за собой хвоста. И решил, что этот парень и правда честно работает на рейх. В противном случае контрразведчики ни за что не отпустили бы связника или хотя бы проследили за ним. Вроде бы все обошлось. И теперь это задержание. Почему из всей толпы именно к нему подошли милиционеры? Это провал? Эх, судьба злодейка, а жизнь копейка! Провал автоматически означал смерть. А Кургану хотелось еще пожить. Очень хотелось.
Он с каким-то пустым гулким страхом ждал, когда распахнется дверь камеры. И кто за ней будет? Конвой из контрразведки?
Наконец дверь со скрипом открылась. И бодрый милиционер звонко крикнул Кургану:
— На выход!
Глава 14
На столе Вересова зазвонил внутренний телефон.
— Слушаю. А?.. Что!.. Эх, ваши колеса да на колдобину! Ну что это такое?! — воскликнул в сердцах мой начальник.
Я вопросительно посмотрел на него.
Он отвел трубку в сторону, прикрыл микрофон ладонью: