— До многих не дойдет приказ, — заметил начальник отдела.
— А, гребем всех. Потом разберемся.
Задержали в общей сложности полсотни человек. Из них трое были теми самыми диверсантами.
— Молодец, — похвалил меня Вересов, выслушав рассказ и расстегнув пуговицу на воротничке кителя с погонами.
Я никак не мог привыкнуть к этим погонам. Правда, военнослужащие с ними выглядят гораздо более бравыми и солидными — этого не отнимешь. Звания госбезопасности приравняли к общевойсковым. Вересов теперь не майор, а полковник госбезопасности, а я — капитан.
Мой начальник углубился в изучение следующей моей докладной. Хмыкнул, нахмурился. Улыбнулся язвительно:
— Ну, порадовал. Как назвать это художественное произведение? Повесть о походно-полевом гареме?
— Аристарх Антонович, но ведь разврат же! И как следствие — пересуды со стороны подчиненных, развал дисциплины, подрыв доверия к командованию. Смотри, чего творят. У комдива целый гарем турецкого султана — связистки, личная медсестра. Пьянки-гулянки. Даже у командиров рот свои походно-полевые жены. Командир бригады отделение молоденьких снайперш сформировал для личного употребления, да еще и отсыпал им щедрой рукой медали-ордена. Глянул я наградные листы, да еще агент, опытный снайпер, подсказал. Батюшки святы — от записей в снайперских книжках за милю липой разит! И награды липовые. Скоро война закончится, и эти вертихвостки будут перед школьниками выступать, как фашиста героически били. Позор же!
— Позор, — согласился Вересов. — Разобрался со снайпершами?
— Разогнали их к чертям. Командир бригады обижался, что такое боевое подразделение уничтожили. Не пора гайки закручивать, товарищ полковник?
— Закручивать? — Вересов задумчиво отхлебнул свой вечный чай. — Ты вот по фронту судишь. А даже не представляешь, какие червяки в тылу копошатся и языки распускают. Взгляни справочку по деятелям нашей социалистической культуры.
Он вытащил из папки обзорную справку, составленную по агентурным донесениям, и протянул мне.
Я читал, и волосы вставали дыбом. Классики соцреализма, едрить их!
Уткин И. П., поэт, бывший троцкист: «У нас такой же страшный режим, как и в Германии. Все и вся задавлено. Идеал власти, чтобы русский народ стал единым стадом баранов, почти достигнут».
Никандров Н. П., писатель, бывший эсер: «Мы прошлым летом ждали конца войны и освобождения от 25-летнего рабства. В этом году и произойдет освобождение».
Вальве Б. С., литературовед: «Два вида социализма: нацизм и большевизм, оспаривают мировое господство».
Колбановский А. Э., журналист, сотрудник редакции «Последних известий» радиокомитета: «Война будет продолжаться долго и не принесет нам победы. Мы значительно слабее немцев».
Чуковский К. И., писатель: «Скоро нужно ждать еще каких-нибудь решений в угоду нашим хозяевам (союзникам). Наша судьба в их руках. Я рад, что начинается новая разумная эпоха. Они нас научат культуре».
Голосовкер Я. Э., поэт-переводчик и историк литературы, арестовывался за троцкистскую деятельность: «Советский строй — это деспотия, экономически самый дорогой и непроизводительный порядок, хищническое хозяйство».
Кузько П. А., писатель, ранее примыкал к эсерам: «В результате войны гегемония компартии падет и уступит место гегемонии крестьянской партии, которая создаст новую власть и освободит народ от колхозов».
Краснов П. Б., журналист: «Я готов терпеть войну еще хоть три года, пусть погибнут еще миллионы людей, лишь бы в результате был сломлен деспотический, каторжный порядок в нашей стране».
Федин К. А., писатель, до 1918 года был в плену в Германии, поклонник «немецкой культуры»: «Все русское для меня давно погибло с приходом большевиков. Отдав свою честь, превратившись в нищих и прося рукой подаяния, — вот в таком виде мы сейчас стоим перед Америкой. Ей мы должны поклониться и будем ходить по проволоке, как дрессированные собаки».
— Да, хороши наши властители дум, — покачал я головой.
— Это еще цветочки. Вон братья Старостины — легендарные футболисты «Спартака», кумиры молодежи. Когда ополченцы своими телами не давали немцам прорваться к Москве, эти спортсмены чуть ли не открыто заявляли, что эвакуироваться не собираются, и озабочены только их руководящим положением в русском спорте при немецких хозяевах. Учили немецкий язык, копили продовольствие, скупали золото и валюту. А когда немцев отогнали от столицы, стали торговать вместе с военкомом бронью от призыва, прописывали за мзду в Москве мошенников и воров. Знаешь, сколько мрази их услугами воспользовалось?!
— И что, тоже сошло с рук?
— Не сошло. Лес пилят. А остальные пока балаболят про второй фронт, злокозненные колхозы и еврейское засилье в культуре. Или походным женам ордена дают. Если бы такое году в тридцать шестом вылезло, думаю, в ГУЛАГе народу сильно прибыло бы. Чтобы за языком следили. Но времена изменились. Слишком тяжелые испытания нам выпали. Слишком важен вклад каждого в войну. Так что теперь живем по принципу — многое прощаем, лишь бы человек делал дело. Грамотный командир сейчас на вес золота. Так что бог с ним, с его походной женой. И писатель-пропагандист тоже много пользы приносит острым пером, значит, можно ему трусливые и подлые разговоры простить, пока он реально вредить не начал. Ну, а с вредителем разговор особый.
— И чего, эту докладную в корзину? — кивнул я на мой рапорт.
— Зачем в корзину? — удивился Вересов. — Зарегистрируй в секретке. И в папочку вложим. Может, когда папочка и понадобится.
В кабинет постучались. Зашел взволнованный капитан Трофимов — брутальный двухметровый атлет.
— Агент Лютый вышел на связь по коду «Азимут»! — сообщил он взволнованно.
— Выкладывай. — Вересов аж выпрямился.
— Из Егорьевска сообщили. Там у них пыль, дым, стрельба. Они, знаете ли…
— Поехали. — Вересов поднялся с кресла. — По дороге доскажешь!..
Глава 7
Агенты абвера Лунь и Сивуш мирно шествовали по Егорьевску. Недалеко от грандиозного белоснежного пятикупольного четырехстолпного храма Александра Невского, переоборудованного под кинотеатр, их уже второй раз остановил милицейский патруль. Документы у военных проверять не стали — без крайней необходимости таких прав у милиции нет. Но въедливо поспрашивали, кто, откуда и как.
Когда милиционеры отправились дальше, у Сивуша нервно задергалось правое веко.
Нужно было искать попутку до столицы. В поисках таковой Забродин и Сивуш по широкой Советской улице дошли до невзрачного двухэтажного кирпичного здания.
— Вот волки где окопались, — сплюнул зло Сивуш, прочитав вывеску «Отдел НКВД Егорьевского района».
Там у дверей маячили два автоматчика в милицейской форме.
— Надо бы их навестить. — Забродин упер ствол пистолета в бок напарника. — Не дергайся! Пристрелю!