Их пальцы столкнулись за узелке, которым Альбина закрепила повязку раненого. Девушка отдернула руку, отвернулась…
Новые новости: ей известно, как его зовут. Но Герман о ней уж точно впервые слышит: на имена-то у него отличная память!
Альбина вдруг вскинула глаза, и на ее лице появилось выражение ужаса.
Герман стремительно обернулся, вскочив, – и столкнулся взглядом со Стольником.
– Ого, какой ниндзя, – хмыкнул тот и перевел глаза на раненого. – Очухался мент? Ну, лады. Эй, Удав, а ну, ползи сюда! – крикнул он кому-то в коридор, и на пороге с ним рядом возник низкорослый человек: волосатый, с узким ртом, губастый и длиннорукий. При этом у него были необычайно красивые глаза. При желании его вполне можно было бы назвать волооким – как Геру, супругу Зевса. Глаза были и впрямь коровьи – большие, карие, влажные. И все-таки в его внешности было что-то отвратительное, как, впрочем, и в этой кличке – Удав. Любимым оружием Назария Мольченко была удавка, которой он владел виртуозно. Накидывал на шею неосторожному таксисту или частнику – и грабил их под страхом смерти.
Совершенно случайно Герман знал историю ареста Удава. Приключилось это в России – потому он и отбывал наказание не на просторах «ридной неньки», а на Нижегородчине.
Удав с приятелем, таким же рыцарем гоп-стопа, то есть грабежа, сели в такси, которое, как они приметили, только что вернулось из аэропорта: значит, водитель получил хорошие деньги. Чуть отъехали от места посадки, нетерпеливый Мольченко накинул удавку на шею шофера и приказал без шума сворачивать во двор, а там выгребать все из карманов. Водитель, у которого с утра мучительно болел зуб, а потому даже выгодная поездка не порадовала, мгновенно вышел из себя и с криком: «А, черт, все там будем!» – до предела нажал на газ. Такси выскочило на встречную полосу. Грабитель онемел и крепче затянул удавку: «Не дури, шею сломаю!» Однако удавка каким-то необъяснимым образом терзала нерв больного зуба. Потеряв голову от боли, водитель еще больше увеличил скорость и понесся прямиком на трансформаторную будку. Удав с напарником, отчаянно матерясь, распахнули дверцы и вывалились на ходу. В последнюю секунду «Волга» вильнула в сторону, избежав страшного столкновения. Гопники тем временем лежали на трассе и корчились от боли: один во время падения сломал тазобедренный сустав, другой – руку и ключицу. Удавка отлетела метров на двадцать… Вскоре раненых грабителей подобрала полиция и увезла в травмпункт… ну а оттуда путь их, понятное дело, пролег в места не столь отдаленные.
И вот теперь этот самый Удав по приказанию Стольника «вполз» в процедурную и, так сказать, свернулся клубком (или что там делают удавы?) на пороге.
– Видишь мента? – спросил Стольник, тыча носком башмака в Севастьянова.
– Бачу, а вже ж, – кивнул Удав.
– Бери его и волоки в какую-нибудь палату. Н-но, тихо! – вскричал Стольник, подавляя слитный порыв Германа и Альбины загородить Севастьянова и алчное движение пальцев Удава к его горлу. – Ни-ни, ты даже думать об этом не моги! Он мне живой нужен. Пусть там полежит под охраной – для страховки. Чтобы доктор знал: его пациент при нас. И стоит рыпнуться – Удав тут же… понимаешь, нет, лепило?
Герман стоял с каменным лицом, хотя это далось ему дорого. Да… Это же надо: чуть не месяц провел, можно сказать, бок о бок со Стольником и не разглядел матерого волка в обличье старого добродушного пса якобы со сточенными клыками. Но как остер у Стольника глаз! Да уж, он-то видит Германа до донышка!
– Может, поверишь, если дам слово, что буду соблюдать нейтралитет – скажем так? – спросил Герман, мимоходом удивившись, как легко слетело с его губ пренебрежительное обращение на «ты».
Стольник прижмурился в улыбке: он это сразу заметил, мимо него ничего не проходило!
– Ох, лепило, до чего же, до чего хочется мне поверить! Увы, не могу. Береженого Бог бережет! Так что ступай, Удав, но гляди, грабли не распускай. Вертухай этот – наша надежда и опора, просек?
– А вже ж! – снова буркнул Удав и выполз за дверь.
Стольник еще немного покачался с пятки на носок, скользя взглядом от Германа к Альбине – они все еще стояли на коленях, – и вышел.
Альбина резко, коротко выдохнула: свой страх перед Стольником, понял Герман. Девушка с болью взглянула на него:
– Может, мне надо было тоже пойти… ну, туда, где раненый? Я бы, наверное, могла чем-то помочь?
– Оставайтесь здесь, – буркнул Герман. – Еще не хватало!
Он ощутил мгновенный приступ ярости, смешанной с отчаянием, при мысли, что Альбина оказалась бы там, за дверью, – одна, среди этих, без всякой защиты.
«Еще и за нее волноваться!» – подумал почти грубо, убеждая себя, что дело только в этом: он освобождает себя от лишних волнений, только и всего. Нет, ну правда: и так хватает!
Герман и Альбина разом поднялись с колен и подошли к раковине.
– Надо же – вода теплая, – удивилась Альбина, намыливая руки.
– Здесь котельная во дворе.
– Нет, я просто подумала… мне как-то кажется, что сейчас все должно…
Она не договорила, но Герман понял. У него и у самого было такое чувство, что после случившегося жизнь просто не может идти так, как шла раньше. Все вроде бы должно напополам переломиться, а ведь нет!
Альбина взяла полотенце, а Герман подставил руки под струю. Красноватая вода уходила в сток. Пожал плечами: сейчас этот цвет его ничуть не волновал.
Оглядевшись, они разом сели на лавочку в углу процедурной. Там было тесновато, но обоим почему-то не хотелось садиться рядом с непрестанно, теперь как бы сонно всхлипывающей Региной Теофиловной и обмякшим Агаповым.
Герман глянул на часы. Ого, а ведь скоро истечет первый час!
– Вы верите, что удастся за это время раздобыть вертолет? – шепнула Альбина, словно подслушав его мысли.
– Поживем – увидим… – пробормотал Герман не без угрюмости: стало вдруг невыносимо стыдно просто так сидеть, ждать решения своей участи… тупо зависеть от этого дерьма! Кое-что крутилось в голове, конечно: главным образом вспомнилось, что оружие всякого врача, кроме лекарств и инструментов, еще и слово… Но сначала ему хотелось хоть немножко утешить или хотя бы отвлечь эту встревоженную девушку.
– Так где мы с вами познакомились? – спросил он с легкой улыбкой.
Она торопливо отвела глаза:
– Мы не знакомились. Но я из Нижнего Новгорода, как и вы. Училась, правда, в Москве, потом там работала и вернулась сюда буквально месяц назад.
– Я тоже.
Она кивнула:
– Да…
– Погодите, – сказал Герман. – Мы с вами что – в Москве виделись?
Она быстро, беспомощно вскинула на него свои глаза, переменчивые, как речная вода, – и тотчас опустила.
«Забавно, – всерьез задумался Герман. – Да я после возвращения в Москву и двух слов ни с одной женщиной не сказал, тем более – с такой. Я запомнил бы ее, точно, запомнил бы!»