Казалось, что два богатыря не расслышали слов лохага. Сцепив ладони, они в безмолвии и полной недвижимости пожирали друг друга глазами, округлившимися от искусственно подогреваемой ярости, этим известным способом выживания римских гладиаторов, для которых самая крепкая и верная дружба заканчивалась за решёткой цирковой арены — чтобы выжить самому, нужно убить и не важно кого. И только по участившемуся дыханию соперников да взбугрившимся мускулам, казалось, готовым прорвать кожу, можно было представить, каких титанических усилий стоило каждому из них такое с виду спокойное течение схватки.
Но вот поистине геркулесова сила Руфуса начала брать своё — медленно, с едва слышным хрустом, рука Пилумна начала клониться к скамье. Похоже было, что ещё немного и Руфус возьмёт верх. И тут случилось неожиданное: каким-то непостижимо быстрым, неуловимым движением отставной легионер вывернул кисть своей руки и с диким торжествующим воплем припечатал правицу Руфуса к отполированным доскам.
— Провалиться тебе в Тартар! — Руфус с тупым недоумением посмотрел на руку, сжимая-разжимая пальцы. — От этой казарменной еды я скоро стану слаб, как ребёнок, — пожаловался он смеющимся приятелям и достал кошелёк. — Держи… — бывший кормчий высыпал на скамью монеты и, обиженно ворча, поплёлся в угол.
— Да ладно тебе… — к торжествующему Пилумну вновь вернулось его обычное благодушное настроение. — Я всего лишь вернул свой проигрыш, — он коротко хохотнул. — С небольшой прибылью, скажем так. А поэтому приглашаю вас в харчевню отведать доброго вина.
— Хорошее предложение, — оживился Руфус и со вздохом сожаления сунул опустевший кошелёк в перемётную суму. — С раннего утра во рту словно в свинарнике, но тем вином, что нам выдают, можно разве что тараканов травить.
— Однако, вчера вечером так тебе не казалось, — переодеваясь, насмешливо сказал Тарулас. — Ты вылакал и половину моей доли.
— Так то было вчера, — широко осклабился бывший кормчий, доставая новый плащ.
— И-хей! — возопил внезапно развеселившийся Пилумн. — Сегодня гуляем! И пропади оно всё пропадом. Мне эта служба во где сидит, — красноречивым жестом показал на горло. — Как в болоте киснем. Сейчас бы с нашим бывшим легионом взять пару городов да сдобных молодок помять. А, брат? — он хлопнул по спине Таруласа. — Бывали деньки…
И в этот миг скрипучая дверь караульни отворилась, и на пороге появился один из подчинённых бывшего центуриона, плосколицый сармат-полукровка, кряжистый и кривоногий.
— Лохаг, к тебе… там… это… — обратился он к Таруласу, коверкая эллинскую речь. — Девишька.
— Девушка? — в недоумении переспросил его лохаг. — Что ей нужно?
— Гы-гы-гы… — заржал Пилумн. — То-то и оно, брат. Ты уже начал забывать, что девушкам от нас нужно. Веди её, узкоглазый, сюда. Да смотри, чтобы поменьше видели. Иди, иди, — подтолкнул он замешкавшегося аспургианина к выходу.
Тарулас меланхолично пожал плечами и поторопился натянуть кафтан. Пилумн, пригладив вихры, принял молодецкий вид, выставив вперёд левую ногу и положив правицу на рукоять меча. Только Руфус смешался и, закутавшись в плащ, выбрал самый тёмный угол.
Девушка была светловолоса, стройна и улыбчива. Приветливо кивнув Руфусу и Пилумну, она непринуждённо, будто знала его по меньшей мере добрый десяток лет, обратилась к Таруласу:
— Хайре, лохаг. Моя госпожа, несравненная Ксено, приглашает тебя и твоих друзей разделить с ней трапезу.
— В самый раз… — расплылся в улыбке Пилумн и лукаво подмигнул Руфусу, от смущения красному, как варёный рак.
— Мы благодарим твою госпожу за её доброту, — лохаг строго посмотрел на развеселившегося Пилумна. — Но я не думаю, что такие неприметные личности, как воины полуварварской хилии, могут усладить взор первой красавицы Пантикапея. Передай ей от нас низкий поклон и наши лучшие пожелания. К тому же, мы сейчас должны проводить учебные поединки.
Недоумевающий Пилумн, уже предвкушавший обильный обед в славящемся на всю столицу Боспора госте-приимством и редкими заморскими винами доме гетеры, хотел было возразить приятелю, но, натолкнувшись на его жёсткий непреклонный взгляд, прикусил язык: по опыту общения с бывшим центурионом он знал, что тот почти никогда не совершает необдуманных поступков. Поэтому наш обжора и забияка, в душе негодуя и свирепствуя, потупился и присоединился к безмолвствующему Руфусу — бывшего кормчего при виде Анеи, служанки Ксено, казалось, хватил столбняк.
— Ах, учения, поединки… — с пренебрежением отмахнулась Анея от доводов Таруласа. — Хитрецы… — она погрозила тонким изящным пальчиком. — Держи, лохаг, — Анея протянула Таруласу вощёную табличку с надписью. — Моя госпожа предполагала нечто подобное, а потому испросила согласие на увольнительную у вашего начальника.
— Похоже, это не приглашение, а приказ, — хмуро заметил Тарулас, бросив око на «верительную» грамоту Анеи.
— Поверь мне, что это самый сладкий приказ, какой только может получить воин, — смеясь, ответила ему Анея. — Поторопитесь, и вас ждёт встреча с самыми красивыми и нежными девушками Пантикапея.
— Ну, если так… — сделав постное лицо, Пилумн решительно направился к выходу, стараясь не встречаться взглядом с Таруласом.
За ним, виновато потупясь, загромыхал тяжёлыми воинскими сандалиями и Руфус — пожалуй, впервые за всё время знакомства с бывшим центурионом он осмелился поступить вопреки его воле. Но взгляд, которым Анея одарила Руфуса, напрочь лишил гиганта способности не только кому-либо повиноваться, кроме золотоволосой фракийки, но и здраво соображать.
Тарулас, исподлобья зыркнув в наивные и простодушные глаза служанки Ксено — чересчур наивные и простодушные, чтобы в это можно было поверить, — тяжело вздохнул про себя и мрачно зашагал вслед приятелям. Он понимал, что своенравная красавица-гетера позвала на обед лохагов аспургиан вовсе не из-за мужских достоинств, а по причине несколько иного свойства, пока ему неведомой. И от этого измученное невзгодами и скитаниями сердце старого легионера в предчувствии беды больно сжалось и трепыхнулось не в такт — как бы не пришлось расплачиваться за поистине царское угощение в триклинии Ксено слишком дорогой ценой.
— …Вина, конечно, мы пили и получше, но на закуски жаловаться грех, — рапсод Эрот с видимым удовольствием наполнил свою довольно вместительную чашу. — Что скажешь, брат? — обратился он к возлежащему рядом борцу Калусу.
Тот только промычал что-то невразумительное в ответ, вонзая крепкие зубы в запечённого в тесте гуся.
— Я и не сомневался в твоём мнении на сей счёт. Хотя, если честно, мне нравится, что этого благословенного напитка здесь больше, чем вдоволь. И самое главное — за это не нужно платить, — продолжал трепаться рапсод, закусив очередную порцию выдержанного косского вина виноградиной. — Что весьма существенно в нашем, прямо скажем, аховом положении. Не так ли? — снова спросил он своего соседа по пиршественному столу.
Но Калус в ответ лишь звучно отрыгнул и поторопился протолкнуть застрявший в горле кусок мяса поистине богатырским глотком пьянящего напитка.