Усевшись напротив редактора, я сцепила руки, чтобы унять дрожь. Она вынула из папки мою рукопись и посмотрела на меня. Я затаила дыхание. Но вместо язвительной усмешки она доброжелательно улыбнулась:
– Чудесный лирический стиль!
Я улыбнулась в ответ и снова смогла дышать. Я слушала и кивала, пока она высказывала конструктивные замечания и давала советы о том, как улучшить мою работу. В конце я поблагодарила ее и вышла.
Всю дорогу до конца коридора ее слова танцевали в моей душе. Всю дорогу до дома я говорила себе, что это правда.
Ранним утром два года спустя я была еще в пижаме, когда зазвонил телефон.
– Ваша рукопись выиграла грант, – сказал мне женский голос. – Пятьсот долларов.
– Вы уверены? – переспросила я. Должно быть, это сон…
К этому времени я сосредоточилась на сочинении книг для детей, и национальная премия от фонда детской литературы была одновременно и потрясением, и честью для меня. Я вложила эти деньги в продолжение своего литературного образования и осмелилась думать, что моя мечта стать известным писателем гораздо ближе, еще чуть-чуть – и ее можно будет потрогать кончиками пальцев.
Но ночь темнее всего перед рассветом. Три рукописи моих книг отправились в разные редакции – и все три были поочередно отвергнуты. Вскоре после этого я подписала договор с литературным агентом, но впоследствии рассталась с ним, когда осознала, что мы не подходим друг другу. По настоянию нового агента я целиком переделала свой детский роман – но и новая версия ему не понравилась. Отказ за отказом сыпались в мой ящик входящих.
Я снова слышала голос профессора Миллс, и с каждой новой трудностью он звучал все громче. Не спасало даже то, что она уже ошиблась, – ведь я все же стала публикуемым автором. Теперь в моей голове ее посыл приобрел продолжение: «Вы тратите так много сил на столь скромный результат и по-прежнему считаете, что это ваше призвание?»
Я решила бороться с этим голосом, с этими словами, которые лишали меня силы и уверенности. И я начала искать положительные отзывы о своих работах – отзывы учителей, знакомых, редакторов и агентов.
«Ваш язык оригинальный и интересный».
«Вы талантливый писатель».
«Ваши сюжеты увлекают».
Я составила из них список и повесила его над своим столом. Каждый раз, найдя очередное подбадривающее или поддерживающее слово, я добавляла его к уже имеющимся. Эффект был значимым и продуктивным: вдохновение вернулось, и я села писать.
В конечном итоге я перестала считать полученные отказы – они приходят до сих пор. Со временем я даже перестала слышать ядовитые слова профессора Миллс. Вместо них я сосредоточиваю внимание на той двадцатидвухлетней девушке, у которой была мечта стать известным писателем. Я сосредоточиваюсь на том, какой эффект имеют мои слова. Чему они учат, на что вдохновляют моих читателей. Каждый день я сажусь за стол, читаю свой позитивный список и начинаю писать.
Закон и порядок
Дискриминация есть дискриминация, даже когда кто-то утверждает, что это традиция.
Дашанна Стоукс
Закончив нездоровые и неблагополучные отношения, я поняла, что, кроме них, в моей жизни не было ничего интересного или значимого. Чтобы хоть с чего-то начать, я подала документы в вечерний колледж и попросила босса отправлять меня на все бесплатные курсы и тренинги, которые предлагала наша компания сотрудникам.
Осознав, что при желании могу успешно учиться, я начала лучше относиться к себе. Но я по-прежнему не знала, какой профессиональный путь мне выбрать. Поэтому я решила участвовать в любых конкурсах на рабочие места, если работа казалась мне особенной, интересной и трудной, и получила приглашение в том числе из департамента полиции Филадельфии.
Письменный экзамен проводили в здании средней школы, и я дала 95 процентов правильных ответов. Во время собеседования успешно прошла тест на детекторе лжи и психологический тест в полицейской академии. Мне оставалось только пройти медкомиссию. Когда я встретилась с врачом, он велел мне выпрямиться, чтобы измерить мой рост. Затем замешкался и сказал:
– О, давайте-ка повторим еще раз!
Снова измерил мой рост и заявил:
– Вы недотягиваете четверть дюйма.
Я не поняла и переспросила:
– Не дотягиваю до чего?
Я и не знала, что существуют какие-то требования в отношении роста. Месяц спустя я получила письмо, в котором мне сообщили, что я не получила эту работу.
Расстроенная и разочарованная, я вернулась на свою должность помощника супервайзера в банке. Три года спустя мне на работу позвонила женщина и сказала, что она из федерального правительства. Она спросила, действительно ли я – Кэтлин Моррис, и попросила назвать мой номер социального страхования.
– Я не даю свой номер социального страхования по телефону, – ответила я.
– Можете ли вы сказать «да» или «нет», если я назову его сама? – тут же спросила она и продиктовала мой номер абсолютно верно. – Я из федерального правительства, – повторила моя собеседница.
– Хорошо, но дело в том, что я сейчас на работе. Вы можете позвонить мне домой?
– В какое время вы будете дома? – спросила она. Я сказала, что буду в половине шестого.
Я приехала домой и стала ждать. Телефон зазвонил ровно в половине шестого. Я подняла трубку и спросила:
– Как вы меня нашли?
– По вашему номеру социального страхования.
Потом она рассказала мне, что подается коллективный иск против полицейского департамента Филадельфии за дискриминацию женщин и мое имя есть в списке. Она хотела получить подтверждение того, что я прошла все тесты, и моего текущего почтового адреса. Затем спросила, желаю ли я принять участие в этом судебном иске. Я ответила утвердительно.
В рамках нашей договоренности женщина спросила:
– Вы можете получить предложение о работе, возмещение ущерба и прибавку к трудовому стажу. Что предпочитаете?
Я сказала:
– Я хочу получить всё.
Прошла еще пара лет, а потом я получила по почте письмо с распоряжением явиться в полицейскую академию не позднее чем через сорок восемь часов. Я была в шоке, потому что успела совершенно забыть обо всей этой истории.
Мне пришлось остричь свои волосы длиной до плеча, чему я сопротивлялась до тех пор, пока мой командир не пригрозил, что я не окончу академию, если не постригусь. Физическая подготовка была суровой. Я была довольно спортивной, потому что еще до поступления пробегала по четыре мили в день, но не знала, что придется карабкаться по лестнице на трехэтажное здание. (Я боюсь высоты!) Инструкторы потратили тридцать минут, то уговаривая меня, то грозясь, прежде чем я добралась до вершины. К тому же я не умела плавать. Когда инструктор столкнул меня в воду в глубоком конце бассейна, я едва не захлебнулась. Кто-то прыгнул в бассейн и вытащил меня на бортик. Кое-как я выучилась плавать по-собачьи.