Для тетивы арбалета я мог выбрать одну из четырех струн от скрипки. Эти струны делали меня королем рыбалки точно так же, как стекла от моих очков делали меня королем огня. Я вытащил струны и внимательно их осмотрел. К тетиве требования совсем не те, что к леске: для рыбалки мы выбирали самую тоненькую, почти невидимую в воде, чтобы обмануть рыбу. А теперь понадобилась самая толстая и прочная — соль. Я привязал ее к «луку», натянул как можно туже. Все утро я затачивал самые острые камни, какие мне удалось найти. Оселком мне служил камень покрупнее. Получились довольно грозного вида снаряды.
И я приступил к делу.
Первые выстрелы, само собой, пришлись в «молоко». На исходе утра я был близок к отчаянию. Мне казалось, раньше я случайно убью пролетающего мимо попугая, чем, прицелившись, собью чертов орех. Но я и не думал сдаваться. Уселся поудобнее и снова проверил расчеты, пустив в дело всю фигню про углы и траектории, которую мне пришлось разбирать к экзаменам, — вот уж это, думал, никогда в жизни не понадобится. После второй серии попыток я приблизился к своей цели — пара снарядов даже поцарапала сами кокосы, — но стебель никак не перерубался.
Возвращаясь в лагерь, я всегда останавливался под деревьями на краю леса и наблюдал за ребятами, не сразу давая о себе знать. В основном члены клуба «Завтрак» что-то улучшали в Бикини-Боттом или отдыхали у моря, но Себа я всегда заставал на той самой облюбованной им пальме, где-то на полдороге к вершине, а снизу его подначивал Гил. Моим запретом оба пренебрегли. Себ явно был счастлив: нашел себе применение на острове. Его фантастические мышцы, так долго остававшиеся без употребления, вновь тренировались и припоминали свое предназначение. Я видел, как они трудятся, напрягаются и с каждым днем все рельефнее прописываются на загорелых конечностях и на торсе. Он, кажется, и в росте увеличился — настоящий великан.
Гил с обожанием следил за тем, как Себ карабкается — с каждым разом все выше, с каждым разом все ближе. Когда я выходил, умышленно с шумом разгребая подлесок, Себ поспешно съезжал вниз по гладкому стволу и делал вид, будто просто развлекался тут с Гилом.
Так продолжалось много дней. Я час за часом обстреливал стебли, и в итоге один из них начал поддаваться. Да, я догадывался, что Джун — и не только она — могут похвастать лучшей, чем у меня, координацией, они же все будущие чемпионы Уимблдона и крикетисты от бога и так далее. Но и тут у меня имелось преимущество: сотни и сотни часов, проведенных в стрелялках. «Овервотч», где я ловко расстреливал плохих парней, — вот моя подготовка, и она окупилась: оказалось, у меня довольно-таки меткий глаз. Если бы в Осни проводили соревнования по стрельбе из лука или снайперской винтовки, я бы мог отвоевать себе какое-никакое уважение. Я идеально выставил угол для стрельбы, но, разумеется, все камни были разного размера и разной формы, и это мешало. Тогда я решил после выстрела подбирать свой снаряд и его использовать повторно. Это отнимало время, само собой, потому что порой снаряд улетал в подлесок, и я пять, а то и десять минут проводил в поисках.
Наверное, это длилось бы вечность, я бы стрелял и стрелял и следил, как стебель постепенно истончается до нитки, но орех все не падает, однако наступил день, когда Себ на моих глазах забрался так высоко, что почти коснулся пальцами облюбованного лакированно-зеленого кокоса, прежде чем земное притяжение одолело чемпиона чемпионов, и тот, задыхаясь, отпыхиваясь, с багровым лицом сполз вниз по гладкому стволу.
Я понял: сегодня или никогда. Гонка перешла в решающую фазу. На этот раз я вернулся на поляну и после того, как разжег костер, оставил всех сидеть у огня. Я трудился весь вечер, свет угасал. Я начал вслух разговаривать с самим собой. «Я Давид, я Давид», — твердил я, словно мантру. Из лагеря доносился запах жареной рыбы, брюхо урчало, но я заглушал его жалобу: «Я Давид, я Давид». Стемнело настолько, что я почти ничего не видел, кусочки неба в просветах между деревьями окрасились розовым золотом. Но я не сдавался. Словно инстинкт заставлял меня вновь и вновь подбирать камень и запускать его снова. Стебель, на котором держался кокос, почти совсем перетерся, при каждом попадании этот гладкий зеленый шар отчаянно раскачивался. Те же ночные твари, которые таились в тенях горы Монте-Кристо, пробудились и следили за мной из темноты сверкающими, словно драгоценные камни, глазами, но я их не боялся. Они станут свидетелями моего торжества, толпой зрителей, приветствующих тот миг, когда я завоюю олимпийское золото.
Наконец я понял, что пора остановиться. Я уже толком и собственную руку разглядеть не мог. Почти не глядя, я выпустил последний снаряд и повернулся, чтобы идти обратно в лагерь.
Страшный грохот раздался у меня за спиной. Я снова чуть из собственной шкуры не выпрыгнул. Подумал — это чертов полярный медведь пришел-таки за мной. Хотелось бежать без оглядки, но я заставил себя обернуться, — и вот он, на мягкой подстилке из коры, которую я так заботливо ему приготовил, лежит и переливается в последних лучах солнца, точно сокровища из пиратского сундука, блестящий зеленый шар.
Победа! Я опустился на колени, словно перед святыней, и погладил шар рукой. Такой гладкий, холодный и как будто не из этого мира. Я мог взять свой острый камень и прямо на месте разбить кокос, но у меня были на него другие планы. Очень бережно я поднял его с земли.
Я вошел в лагерь с зеленым кокосом — я нес его обеими руками, словно младенца, — и глазам моим предстало чудовищное зрелище. При свете костра весь клуб «Завтрак» собрался у подножия любимой пальмы Себа. Все дружно хлопали в ладоши, орали «Лоам-Лоам-Лоам», точно как в тот день, когда он «задавал мне ритм» во время Забега в Осни. Не «Себ», заметьте. «Лоам».
Лоам меж тем добрался до самой вершины, рука его тянулась к волосатому стеблю кокоса. Миг — и он сорвет орех.
В отчаянии я заорал. Первое, что на ум пришло:
— Смотрите!
Все обернулись. Себ тоже обернулся и потерял равновесие. Его рука скользнула по ореху, тот легонько закачался, словно колокол на ветру, дразня Себа, который беспомощно съехал вниз и стукнулся оземь. Только Гил дождался его падения и помог Себу подняться, все остальные сразу кинулись ко мне. И вот я снова в центре внимания, несу орех к очагу. Весь клуб «Завтрак» почтительно опустился на колени, как незадолго до того и я сам.
— Как ты ухитрился его достать?
— Ну ничего себе!
— Тяжелый?
— Ты залез на дерево?
— Можно его прямо сейчас вскрыть?
— Рано еще, — ответил я на последний вопрос.
Я оглядел членов клуба «Завтрак» — взволнованных, нетерпеливо ждущих. Они словно бы уже чувствовали во рту сладость сока со вкусом «Баунти».
Знаете, как это бывает: покупаешь новую игру, диск в целлофановой упаковке, ты ее сто лет ждал, может, копил деньги, подаренные и на Рождество, и на день рождения, и наконец тебе ее доставили, и ты ее не сразу открываешь. Знаете такое? Я читал, это называется «отсроченное удовлетворение». И я собирался чертовски долго тянуть с этим самым удовлетворением.