– Я был удивлен не меньше остальных, – сказал юноша. – Простите, что ушел не попрощавшись.
– Некоторые события вне нашей власти. Итак, что ты там говорил о душе моей внучки?
Внучки. В этом слове слышалось заявление, и Лазло ощутил острый укол надежды за Сарай. Он знал, что для нее будет значить семья. Рассказал все Сухейле. В отличие от других Лазло не мог видеть себя со стороны, когда говорил о Сарай, или какой эффект это на всех возымело – словно представление о ней транслировалось через его любовь и восхищение, и все их ассоциации с «божьими отпрысками» были поставлены под сомнение.
– Она проникла в сны Миньи, – сказал он. – И думает, что каким-то образом девочка заперта в них, в прошлом. Мы надеемся, что Сарай поможет ей наконец-то освободиться от того… что случилось в тот день.
Пожалуй, Азарин и Сухейла удивились даже больше, чем мужчины: эта маленькая девочка стала противовесом Эрил-Фейна, они вдвоем заперты в том ужасном дне, сломленные бойцы. Азарин с трудом сглотнула и стала жертвой эха вчерашнего предзнаменования: белой птицы с ее тенью и чувства, что судьба вышла на охоту и уже выбрала свою мишень.
Нет. Она его не получит.
– Так перемести цитадель, – выпалила Азарин, ее голос дрожал на грани страсти и отчаяния. – Если не можешь убить ее, сделай хотя бы это. Позволь нам обрести свободу.
За ее словами последовала тишина, пока остальные обдумывали их смысл. Эрил-Фейн заговорил первым:
– Нам нужно вернуть наших людей домой, – сказал он Лазло, который увидел стыд на его лице, словно ему было больно просить их уйти. Так и было. Он принадлежал народу и городу.
Лазло кивнул. В конце концов, за этим он и спустился, чтобы помочь Плачу решить эту самую проблему, не подозревая, что он единственный, кто на это способен. Пока Минья без сознания, никаких реальных препятствий нет.
– Справедливо, – сказал он и, представив, что придется поднять якоря и переместить всю цитадель, ощутил одновременно опасение и возбуждение. Но куда ее переместить?
Ответ был… куда угодно.
Опасения пропали. Лазло позволил этому озарению наполнить себя: он обладал волшебным металлическим сооружением, которое мог изменять силой мысли, – волшебным летающим сооружением, которое мог менять силой мысли, – и впервые за всю жизнь у него появилась своеобразная семья. Вместе они могут посетить… мир, весь мир, ведь у них столько времени! Важнейшая мысль. У них есть время.
– Я спрошу у остальных, – закончил он.
– Ты тот, кто может ее передвинуть, – настаивала Азарин. – Выбор за тобой.
Лазло покачал головой.
– Наличие силы не подразумевает, что все решения буду принимать только я. – Но он видел, что резкость Азарин вызвана не ненавистью к божьим отпрыскам, а тревогой. Ее суровые, прекрасные черты исказились от беспокойства, руки не находили себе места. – Но я думаю, что они согласятся. Сарай и так молила Минью об этом подумать.
Больше обсуждать было нечего. Лазло вернется в цитадель и поговорит с остальными, а затем передаст их вердикт. Его беспокоили якоря, не нанесут ли они ущерба окружающим зданиям при подъеме? Хорошо хоть город пустой. Риск человеческих жертв был минимальным, но Эрил-Фейн все равно сказал, что пошлет своих солдат проверить, вся ли местность пуста.
– Нам бы не помешали припасы для путешествия, – сказал Лазло. – Там почти нет продуктов. – Затем указал на свое одеяние. – И одежды.
– Мы позаботимся об этом, – пообещал Эрил-Фейн.
Азарин испытала чрезвычайное облегчение – свобода от цитадели и божьих отпрысков так близка! По крайней мере, она ощутила намек на это чувство, но не была готова ему довериться, пока Плач не увидит чистое небо. Помнит ли она вообще, что такое облегчение? Как бы там ни было, женщина затаила дыхание в ожидании слов, которые, как она знала, произнесет Эрил-Фейн.
– Думаешь… я мог бы с ней встретиться? – неуверенно спросил он. – Можно мне подняться с тобой?
Лазло и так знал, что Сарай жаждала знакомства с отцом, поэтому кивнул, не пытаясь ничего ответить из страха, что эмоции накроют его с головой.
– И мне, – добавила Сухейла.
Азарин хотелось кричать. Разве они не чувствовали, как Судьба натянула тетиву? Попыталась отговорить их.
– Просто дайте им уйти, – взмолилась воительница. – Не поднимайтесь туда.
Но бремя вины и позора не давало Богоубийце выселить выживших в его собственном кровопролитии, словно какую-то помеху, не встретившись с ними лично – не встретившись с ней, со своей дочерью. Он должен взять на себя ответственность и показать ей виновника случившегося. Хоть этим он обязан ее обеспечить. Мужчина встанет перед ней и примет на себя весь груз обвинений, в надежде, что ей станет легче.
Эрил-Фейн передал временное командование капитану по имени Бришан и отдал распоряжения своему квартирмейстеру, чтобы тот начал составлять список провизии для цитадели.
Если бы пришлось, их четверка могла спокойно уместиться на Разаласе, но в таком расположении не было необходимости. Зверь был чудищем с северного якоря. Осталось еще три колонны с чудищами на верхушках, и Лазло потянулся к их схеме энергий, нащупывая и пробуждая, как когда-то пробудил Разаласа. Теперь это далось легче. Юноше даже не нужно было находиться рядом или смотреть на них. Чутье подсказывало, что его сила растет с каждой минутой. Стоило ему подумать, и они быстро реагировали, трансформируясь при прикосновении разума в его созданий, как Разалас, поэтому то, что Скатис сотворил уродливым, стало прекрасным.
К тому времени, как они приземлились рядом с Разаласом, звери уже не были пугающими чудищами, нависшими над городом.
Тион, выходя из сторожки вместе с Рузой, Царой и Каликстой, увидел их и подумал, что они будто слетели прямиком с иллюстраций «Чудес на завтрак» – книги сказок, которую однажды по доброй воле принес ему Стрэндж, а Тион, по злой, ее сохранил. Перед ними предстали изящные крылатый конь, дракон и грифон.
По тизерканцам прошла волна ропота, но их страх не мог разгореться в полной мере. Это не монстры из их кошмаров.
Азарин оседлала коня, Сухейла села позади сына на грифона, а дракон остался без всадника.
За долю секунды в голове Тиона вспыхнула альтернативная история его жизни, в которой он поблагодарил юношу, подарившему ему сказки на рассвете, вместо того чтобы оскорблять его и толкать вниз по лестнице. А позже, вместо того чтобы угрожать и воровать его книги, а также пытаться украсть и мечту, он бы лично представил его Богоубийце и порекомендовал присоединить к делегации. Если бы Тион так сделал – а сомнений не было, так бы Стрэндж и поступил на его месте, – то, возможно, сейчас бы он оседлал этого металлического дракона и полетел в цитадель вместе с ними.
Всю эту фантазию его мозг успел представить ровно за то время, что потребовалось Стрэнджу, чтобы закинуть ногу на спину зверя. Когда они взлетели, Тион, оставшийся на земле, прочувствовал каждый свой выбор, каждое действие как некий груз, который он таскал за собой. Юноша задался вопросом: сможет ли он избавиться от этой ноши или она навсегда останется частью его существа, как кости и сердца?