Ошибочно и утверждение Н. А. Ефимова, что Киров учился в Казанском «ремесленном» училище
[21]. Аттестат, полученный Кировым, гласил, что он «был принят в августе 1901 года в низшее механико-техническое училище Казанского соединенного промышленного училища, в котором обучался по 31 мая 1904 г., и окончил полный курс низшего механико-технического училища…»
[22].
В восемнадцать лет Костриков-Киров получил заветный диплом. Он был в числе восьми лучших из трехсот питомцев училища. Заметим, что выпускники этого училища в то время котировались довольно высоко. Практически им была открыта дорога на все крупнейшие, наиболее престижные заводы России.
Так закалялась у Кирова воля, выдержка, целеустремленность, вырабатывалось чувство товарищества, умение контактировать с людьми разных социальных групп, возрастов, национальностей, слушать и понимать их, то, что впоследствии составит сущность его характера как человека. Наверное, неслучайно все воспоминатели будут писать о нем как о «простом человеке».
Вместе с тем в Казани к Кирову приходила зрелость, происходило становление его гражданского самосознания, проявился интерес к политической и художественной литературе, посещению революционных кружков, критически он стал воспринимать и действительность, и театр, и книги.
В автобиографии Киров потом, спустя десятилетия, напишет: «…по окончании училища стал достаточно определенным революционером с уклоном к социал-демократии»
[23].
Вряд ли мы, исследователи, вдумчиво относились к этим его словам. А ведь в них заложен глубокий смысл. Заметим, он не объявляет себя ни ленинцем, ни большевиком, ни просто социал-демократом, а только «достаточно определенным революционером с уклоном (выделено мной. — А.К.) к социал-демократии». И это было написано в те дни, когда многие, в том числе и видные большевики, стремились доказать, что их партийный стаж значительно более ранний, чем вытекало из имеющихся у них документов.
Действительно, в Казани Сергей Костриков вошел в круг революционно настроенной молодежи.
Как многие из тех, кто прошел суровую жизненную школу, он остро реагировал на самые различные факты социальной несправедливости. В среде своих сверстников он знакомился с запрещенными тогда произведениями Писарева, Добролюбова, Чернышевского, делился своими мыслями о прочитанном с друзьями. Но вместе с тем он был просто юношей, его, как почта всех молодых людей, привлекала поэзия, литература, театр. Вряд ли можно считать случайностью неоднократные нарушения С. Костриковым правил, запрещающих учащимся Казанского промышленного училища посещать театр более одного раза в месяц.
Более того, приезжая на летние каникулы в Уржум, Сергей охотно участвовал в любительских спектаклях, хоровых пениях, рыбной ловле.
В 1904 году Киров вернулся в Уржум. Перед ним остро встал вопрос: что делать дальше? Идти работать или продолжать учебу. Его знакомые, ссыльные революционеры — С. Д. Мавромати, братья К. Я. и Ф. Я. Спруде — советовали учиться дальше. Об этом неустанно твердили ему и сестры Глушковы. К тому же на каникулы приехал из Томска студент — сосед по улице, который расхваливал город, институт, где он учился, и звал поехать вместе.
Поэтому представляется в высшей степени несостоятельным и предвзятым положение, выдвинутое Н. А. Ефимовым: дескать, стремление Кирова к получению образования возникло у него после ознакомления с тяжелым трудом рабочих на мыловаренном заводе Крестовникова в Казани, у него появилась «зависть, как живут богатые состоятельные люди»
[24].
Стремление к знаниям, образованию всегда поощрялось прогрессивными людьми, рассматривалось как самое действенное противоядие против зависти и корысти.
Преодолев невероятные трудности, лишенный простой человеческой ласки, живший вдали от своих родных, Сергей Костриков получил диплом механика. Чувство обыкновенного человеческого честолюбия присуще практически каждому молодому человеку с нормальной психикой. Несомненно, оно свойственно было и Сергею Кострикову. А разве плохо мечтать о материальном благополучии, заработанном честным трудом.
Меня просто чисто по-человечески интересует, а что двигало доцентом Ефимовым, когда он поступал в вуз, защищал кандидатскую диссертацию, получал звание доцента. Почему же он не стал простым рабочим?
Не исключаю, что для Сергея Кострикова высшее образование давало возможность стать материально независимым, самостоятельным, порвать с той социальной средой, которая окружала его с детства. Неслучайно в письме к сестрам Глушковым он писал из Казани: «Буду терпеть и ждать… а образование получу!» И тот, кто не спал за занавеской в одной комнате с хозяевами, не готовился к занятиям ночью при огарке свечи, кто не ходил в дырявых сапогах (на другие денег не было), кто не пил, не курил, а на жалкие крохи, сэкономленные на хлебе, сахаре, обеде, посещал выставки, театр, тот никогда не поймет тех, кто тянется к знаниям, литературе, искусству. Тех, кого именно благодаря полученному образованию, раздвинувшему границы их гражданского и гуманитарного кругозора, начинает заботить и судьба «братьев меньших», работающих в темных цехах с нарушением всяких правил технической безопасности. А ведь именно подобный рабский труд увидел практикант Костриков на заводе братьев Крестовниковых (а не Крестовникова, как у Ефимова).
Это определило выбор Кирова, и после Казани он очутился в Томске. Здесь он мог продолжить свое образование и стать инженером. Реальные перспективы для этого открывал Томский технологический институт, окончание подготовительных курсов которого давало право учиться в этом учебном заведении и тем, кто не имел диплома об окончании гимназии или реального училища.
Первые революционные шаги
Костриков приехал в Томск в конце августа 1904 года. Не исключено, что его спутником в этой поездке был уржумец Никонов, студент Технологического института, на квартире которого первое время и жил Сергей.
Занятия на курсах начинались 1 сентября, сначала Костриков посещал их как «вольнослушатель», так как по правилам для зачисления на курсы необходимо было получить документ о политической благонадежности и постоянное место работы. А на это требовалось определенное время.
Наконец Сергей после длительных поисков получает место чертежника в городской управе и работает там вплоть до своего третьего ареста в июле 1906 года. А в начале января 1905 года он получает из жандармского управления Томска справку о политической благонадежности и становится полноправным слушателем курсов
[25].