Коварный камень изумруд - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Дегтярев cтр.№ 8

Екатерина поморгала редкими от возраста ресницами, но тяжесть во взгляде осталась.

— Ладно, иди, Американец, две недели даю тебе сроку, дабы отчитаться по всей форме за трату государственных средств на поездку в Америку. И твои соображения насчёт Аляски и насчёт этой… Калифорнии мне подготовь. И о Сибири не забудь! И всё приготовь мне письменно! Но об Аляске…

Секретарь даже вдвинулся половиной тела в кабинет. Екатерина швырнула в секретаря пустой чашкой из-под кофе. Фарфоровая чашка разлетелась на куски, дверь с треском захлопнулась.

— Про Калифорнию я пока ничего не понимаю, но об Аляске напишешь так, как я сказала, понял? Аляску про-да-вать!

Граф Толстой наклонился было собрать осколки фарфора с ковра, но Екатерина топнула ногой:

— Продавать, я сказала! Без экивоков, страстей и горького плача по утерянной землице!

— Но можно продавать не спеша?

— Вы нарываетесь на неприятности, граф!

— Вы тоже, ваше императорское величество! Та Сара Зильберман из компании «АРА», или как её там… та баба, что просквозила всю нашу Сибирь, как понос через кишку, открыто заявила, будто в Тобольске слышала публичную проповедь некоего Петра Словцова, имеющего факты, чтобы доказать, будто никакой Александр Македонский русским князьям русских земель не дарил… А если так, то Россию с Сибирью у нас заберут. Так хоть Аляску давайте себе оставим. Она документами за нами подтверждена. А иначе — где жить-то будем?

Екатерина швырнула в тугую спину графа второй фарфоровой чашкой. На удивление императрицы, чашка упала на ковёр и не разбилась.

— Продавайте Аляску… — голос у императрицы сорвался, — медленно. Ну, хоть начните переговоры о продаже! И не забудьте — две недели сроку на отчёт!

Граф пошёл к двери, ухмыляясь. Своего он добился. И дело с Аляской можно тянуть, пока золото в Америке не кончится. Свободы им захотелось! Чтобы воровать! Свобода только для воровства и потребна. А так — на что годна эта свобода? Сзади него часто-часто затренькал колокольчик. В открывшуюся щелку двери императрица хрипло прокричала секретарю:

— После обеда подать мне государственного преступника! А пока пусть посидит в Кордегардии, на гауптвахте! Там пусть и ест! И вызвать ко мне после обеда митрополита Гавриила, наставника этого преступника. Пусть святой отец полюбуется, кого он воспитал!

* * *

Обедали вдвоём с фаворитом. Зубов ел мало, кусочничал: от того блюда малость откусит да другого чутка пожуёт. Видимо, опять хорошо поел мимо её, императрицыного стола, скотина!

Обедали прямо в кабинете, лень было идти в столовую залу через три комнаты от кабинета. Да там и печь, вроде, чадила. Угореть можно. В приёмной зашумели, секретарь что-то верещал. Дверь в кабинет распахнулась, в неё вдвинулся толстый митрополит Гавриил, отпихивая посохом секретаря, вцепившегося в митрополичью мантию.

Митрополит Гавриил перекрестил обедающих, огляделся, нашёл икону Николая Угодника в углу возле трельяжа, перекрестил икону, и сам на неё перекрестился. Потом сел на французскую лавку именем диван. Диванчик затрещал. Весу в митрополите Гаврииле имелось поболее, чем десять пудов.

— Откушайте с нами, — пригласила Екатерина.

— Благодарствую, ваше величество. Великий пост исполняю, грешить не намерен даже по вашему повелению.

Зубов напрягся горлом, сейчас начнёт защищать свою бабу! Вот же дурак, прости Господи.

— Выйди от нас, — тихо сказала императрица фавориту, — через ту дверь выйди.

«Та дверь», скрытая тяжёлой шторой, вела прямо в туалетную комнату Екатерины, а следующая дверь, из туалетной комнаты, вела прямо в спальню. Через ту дверь ходили только фавориты, да иногда князь Потёмкин, когда был живой, но уже от фавора отставленный, но никак не забытый… Царство ему небесное!

Зубов вышел.

Два человека в чистых передниках, не поднимая глаз, убрали со стола и оставили теперь императрицу наедине с митрополитом.

Кокетничать и выламываться не надобно. Разговор предстоял тяжёлый, даже исторический и, в своем роде, даже истерический. Орать, поди, придётся…

— Твой воспитанник, — тут Екатерина повернулась от стола к тяжёлому бюро красного дерева, — твой воспитанник Пётр Словцов попал в разряд государственных преступников! Нонче привезён из Сибири в «бироновском возке»! Болтал прилюдно, что Александр Македонский в Сибири не бывал, до Камчатки не доходил, дарственную на русские земли не писал! Это как понимать?

Митрополит Гавриил, ректор высокочтимой даже в Европе Александро-Невской духовной семинарии, и бородой не шелохнул. Упёрся в императрицу синими глазами. Долго глядел, но всё же моргнул. И сразу ответил тенором:

— Раз Петя Словцов так говорил, так, стало быть, и есть.

Сержант Малозёмов, не помнящий молитвы «Отче наш», но знавший назубок этапы продвижения приказных бумаг, тотчас из дворца императрицы помчался к своему начальнику, майору Булыгину. Подлая бумага о переводе сержанта в пограничный пехотный полк сначала попадёт к майору, вот пусть Булыгин пока ту подлую бумагу и придержит. А дальше будет разбираться в судьбе сержанта сам Платошка Зубов! Иначе — на что его при императрице нянчат?

Майор Булыгин спал у себя в кабинете на голой скамье, спал, не снимая ботфорт, корябая шпорами побеленную стену цейхгауза. От него, сквозь густые усы, изрядно попахивало «адмиралтейским часом» ^[2].

Малозёмов, с разбегу проскочив через малоприкрытую дверь, тотчас навалился на майора и начал матерно орать, не обращая внимания на то, что матерный ор в помещении кордегардии не приветствовался:

— Я тебя, сивый мерин, хоть сейчас в Неве утоплю! Это ты меня в неметчину послал! Из-за тебя меня разжаловали и завтра пошлют в киргизские степи!

Майор Булыгин разлепил глаза, углядел метавшегося перед ним сержанта Малозёмова, обозвал его «безухим ослом», повернулся на другой бок и снова запустил через усы сивушный дух.

Малозёмов совсем изошёл злобой и столкнул майора с лавки.

Майор Булыгин поднялся с пола и уселся за свой стол. Глубоко зевнул и сквозь зёв вопросил:

— Чего тебе надобно от меня, дурак?

Чего ему надобно от командира, сержант Малозёмов даже и не знал. Проорал только:

— Сейчас вот… Императрица меня только что разжаловала в рядовые солдаты и послала в киргизскую степь — воевать!

Майор Бусыгин оглядел стол, совершенно пустой, без единой бумаги:

— Послать-то она тебя, может быть, и послала, но я никаких бумаг насчёт тебя не получил…