Егоров ухватился жевать, поэтому на фамилию Иоськи отрицательно помотал головой. О'Вейзи сделал хищное лицо и вышел в бар.
Сэм поднялся со стула, закрыл дверь подсобки на засов.
— Надо бы другой бар себе купить, — сквозь жевки пробурчал Егоров, — этот бар... как сортир на юру?
— Где? — удивился Сэм.
— Ну, на возвышенности, открытой для всех глаз.
— А, да, точно.
Молча доели мясо, Сэм ел американским способом — когда всё съел, только тогда налил себе немного выпивки. Егоров сначала выпил стакан ирландского самогона, потом ел.
Сэм закурил длинную сигару, хлебнул ещё глоток ядрёной смеси, хмыкнул и сказал:
— Нашёл я, где спрятано твоё золото...
Егоров натурально поперхнулся яблоком.
— Вот я вчера ездил на путь ирокезов... Ну, мне подсказали... Там, в горном распадке, живёт очень старый индеец. Один живёт. Он не вождь, его англичане не тронули. Но он и не обычный старик, которому идти некуда. Он шаман.
— Танцует с бубном, милостыню собирает с проезжающих?
— Балда ты, Сашка! Он служитель религиозного культа... мне неведомого.
— Ладно... Ну, ездил ты к тому ирокезу и что узнал?
— А то узнал, что десять лет назад, как раз когда тебя судьба загнала работать в порт грузчиком, приехали на индейское капище... ну, на кладбище...
— Капище я понимаю, ты говори, рассказывай!
— Приехали туда белые люди, привезли на кладбище бочки с порохом и подняли к небу души упокоенных там древних индейских вождей. Пропало кладбище...
— Тьфу ты! А я-то думал... Мы, когда кайлали камни на острове Манхэттен, два таких древних кладбища завалили и заровняли. Там, Сэм, знаешь, что интересно было? В могилах? Вот Вася тебе подтвердит! Там у покойников кости были раза в два больше и длиннее человеческих. А головы были — ого! Высотой с мексиканскую тыкву!
— Не ври! — отмахнулся Сэм Полянски, бывший полицейский. — В этом городе я за двадцать лет чего только не видел. Но чтобы у индейцев головы были с ведро, это ты врёшь!
— А это были не индейцы, Это были похоронены другие люди. С нами кайлал манхэттенские глыбы немецкий профессор... он английскую студентку, говорят, снасильничал. Хотя это враки, просто избавились от умного профессора... Так он нам и сказал, что это захоронены люди древние, давно здесь жившие, не... человеческие, в общем, люди... Великаны. Мы собирали те кости в мешки, совали в мешки камни, а охрана топила их с лодок в заливе.
Сэм Полянски захохотал:
— Ох, отомститься кому-то на этом острове за такое упокоение древних людей, да не по обычаю...
Потом оборвал смех и сказал:
— Саша! А ведь то кладбище, что взорвали, есть тайное хранилище твоего золота!
Егоров разом протрезвел, даже рожа побелела:
— Не поверю!
— Логично, пан Егоров! Верить нельзя, надо проверить.
— А чему верить? И кому? Старому индийскому жрецу? Который, поди, сам здесь блестящие пуговицы с камзола Колумба на золото менял...
— Нет, Саша, Колумба тот индеец здесь не видел. Но он видел здесь менялу Зильбермана. Вот у него тот индеец точно менял своё родовое золото на серебряные американские деньги. Десять лет назад... И его, Зильбермана, запомнил. Память у индейцев... прочнее камня. Я вчера специально привозил старика в город в закрытой карете. Мы два часа стояли напротив дома Зильбермана... И когда еврей вышел за ворота, индеец мне сказал: «Он!»
— Ат же ты, а? — вскричал Егоров. — Но всё равно надо нам сначала его показания проверить! Прежде чем соваться на древнее кладбище!
— Согласен, — кивнул Сэм Полянски. — А чтобы проверить, нужны нам деньги. Много денег. А денег нет...
Да, денег действительно мало было в наличии. Бар О'Вейзи хирел как чахоточный больной. Сначала на бар обрушился новый начальник полицейского участка. То не так да это не по закону. Ему стали отсчитывать от недельной выручки по сто долларов. Потом вдруг местные бандиты, с которыми до этого мировались за дармовую выпивку, пообещали бар О'Вейзи поджечь. И уже один раз поджигали. Им заплатили тысячу долларов. Хорошо заплатили, значит, опять придут. Выживают ирландского парня из ставшего английским района города Новый Йорк... Англичанин, тот, что купил у О'Вейзи сибирские могильные артефакты, три тысячи долларов отдал, третью часть оплаты за дорогой товар. А остальные деньги отдавать не торопится, просит предъявить ему сибирские бумаги с печатями и подписями. Подтверждение просит, что антиквариат не украден. И сам точно знает, что подтверждения ему Егорофф не даст, значит окончательный расчёт с ним можно и не производить. Американский закон будет на стороне англичанина, ибо таков закон... На сегодняшний день и двадцати долларов на троих нет в общей кассе. Скоро придётся нищенствовать... Тем более, хозяин, ты задолжал моему частному сыскному агентству уже три тысячи долларов на оплату трудов моих... грешных... Ну и задолжал тысячу долларов — на расходы... Расходы по твоему делу, хозяин, у меня огромные...
— Да, денег нет, — согласился Егоров. Ему мимо ушей пролетела словесная наглость Сэма Полянски. Обижен парень, ведь денег действительно не получает... Егоров вскинул голову, упёрся взглядом в дорогущую гаванскую сигару Сэма, которой тот дымил в потолок, а потом разглядел его очень дорогие новые сапоги оленьей кожи. А заговорил не про эти роскошные вещи, а про главное дело: — А где деньги взять? Подскажи, детектив!
— А остаётся одно — продать этот бар. Только дадут за него гроши, долларов пятьсот. Этого нам будет тоже мало...
— Да я, — взбесился тут Егоров, — тогда пойду грабить этот чёртов «Свободный банк»!
В дверь подсобки стукнул особым стуком О'Вейзи. Ему открыли.
— Сидит, гад, твой Иоська Гольц. И прямо требует у меня, Саша, чтобы с тобой поговорить.
— О чём мне с ним говорить, с этой собакой?
— О деньгах. — О'Вейзи ощерился. — О больших деньгах, которые окажутся прямо тут, сразу, на этом вот столе...
— Заводи, — грубо сказал Сэм Полянски, опережая ответ Егорова.
Глава сорок третья
Иоська Гольц зашёл в подсобку, и Егоров с большим удивлением уставился на американского приёмыша. Лицо у него перекосилось от широкого, уже синеющего следа от плётки. Такой ширины короткую плеть, вроде нагайки, всегда таскала под юбками Сара Зильберман. Её, точно её след от удара!
— Говори! — разрешил Иоське Егоров.
Иоська покосился на стол, где стояла выпивка. Сэм Полянски налил стопарик до краёв:
— Бери, пей...
Иоська выпил, ухватил кусок варёной кукурузы, зажевал и стал говорить. Зёрна кукурузы валились у него из перекошенного рта. Говорил он с такой обидой, какую не сыграть: