В какой-то момент Алексашка вдруг ощутил на себе неприятный, злобный взгляд. Он не стал подавать вид, что ему стало не по себе, и поднял глаза на гишпанца. Тот продолжал гастрономические упражнение, но по его хищному виду Ильин-младший понял, что и Федерико обеспокоен.
Доев рыбу, Алексашка выпрямился, пригубил пиво и бросил скучающий взгляд в ту сторону, откуда, как ему казалось, исходили флюиды злобы. И едва не поперхнулся: на них с Федерико недобрыми взглядами уставились трое голландских моряков, которые недавно вернулись из дальних странствий, скорее всего, по южным морям, если судить по густому загару. Они имели разбойный вид, а один из них, со шрамом на всю щёку, носил чёрную повязку на левом глазу.
Скорее всего, все трое были каперами. Голландские морские разбойники грабили испанские галеоны и купцов в северных морях. Драгоценные камни, золото и серебро из рудников Южной Америки оседало в конторах и банках амстердамских торгашей, а драгоценные меха и другие товары северных промыслов приносили баснословные барыши рыночным перекупщикам. За это каперы были весьма почитаемы в Амстердаме, правда, больше на словах — в приличные дома их не приглашали. Зато в тавернах они чувствовали себя весьма вольготно, так как всегда были при деньгах, и могли безответно надерзить любому.
-Уходим... — тихо буркнул Федерико, и Алексашка даже не стал спрашивать, почему такая спешка.
Он согласно кивнул, подозвал Хромого Томаса, расплатился, и они начали пробираться между столов-бочек к выходу. Однако спокойно покинуть таверну им не дали.
— Кого я вижу? — раздался грубый голос, и дорогу Федерико, который шёл впереди, преградил одноглазый. — Какая неожиданная и долгожданная встреча! В Амстердам пожаловал сам Чёрный Кастилец! Капитан пиратов, за голову которого на Мейне объявили баснословно большую награду! Морской разбойник, который отправил на дно добрый десяток голландских кораблей! А мы-то думаем, куда он девался? Вот он, здесь, оказывается, в Амстердаме, в таверне Хромого Томаса, под носом у правосудия.
— Извините, но вы ошибаетесь, — спокойно ответил Федерико. — Я не имею никакого отношения к этому... как его?.. Чёрному Кастильцу. И никогда не слышал о каком-то Мейне. Я русский, и зовут меня Федка.
— Ханси, ты слышишь, что врёт этот сукин сын? — сказал Одноглазый в сторону своих приятелей, которые наблюдали за происходящим с настороженностью. — Чёрный пёс, ты такой же русский, как я индеец!
— На вашем месте я бы извинился... — Голос Федерико был спокойным; даже чересчур спокойным, что не могло не встревожить Алексашку.
Он точно знал, что сейчас в душе гишпанца бушует буря, и был уверен, что перепалка добром не кончится.
— Ха! — воскликнул одноглазый. — Ханси, Алвин, друзья мои, вы слышите, что тут болтает этот испанский ублюдок, ржавый якорь ему в печень?!
После этих слов у Алексашки уже не было сомнений, что заварухи не миновать. Незаметным движением он расстегнул кафтан, чтобы удобней было добираться до навахи, которая лежала в специальном кармане, и приготовился к развитию конфликта.
— Уберись с прохода, ты, вонючий мойщик гальюнов на судне для перевозки скота, — чётко выговаривая слова, сказал гишпанец.
Одноглазый взревел, как раненый бык, и выхватил нож. Но воспользоваться им не успел: молнией мелькнула наваха Федерико, и на правой щеке одноглазого появился такой же шрам, как и на левой, только кровоточащий. Задира охнул, схватился за рану и отшатнулся в сторону. Но инцидент ещё не был исчерпан. Собственно говоря, драки и поножовщина между моряками иногда случались даже в благопристойном Амстердаме, поэтому никого особо не удивил исход «беседы» двух клиентов таверны «Старая бочка». Однако продолжение ссоры последовало незамедлительно, так как у одноглазого были друзья-товарищи, которые сразу ринулись ему на помощь.
Точнее, бросился один, как понял Алексашка, — Ханси. Второй, Алвин, явно бывший крестьянин, которого нелёгкая судьба и нищета погнали в море за удачей, соображал туго, и ему требовалось время на раскачку. Ханси своими повадками и даже обличьем чем-то напоминал Алексашке его недруга Сенку Турдеева, поэтому Ильин-младший особо не церемонился. Он схватил свободный бочонок, служивший сидением, поднял высоко над собой, и со всей свой немалой силушки опустил его на голову Ханси. Может, она у голландца и была дубовая, потому что бочонок рассыпался на клёпки, однако удар был таким страшным, что Ханси упал, как подкошенный, и потерял сознание.
Алексашка перевёл бешеный взгляд на Алвина. До того, конечно, уже дошла вся рискованность ситуации, и он тут же принял глупый вид, хлопая длинными светлыми ресницами — мол, причём тут я? А меня за что? Разбирайтесь сами.
— Ходу! — коротко сказал Федерико, и они быстро пошли к двери.
Гишпанец хотел воспользоваться временным ступором, который охватил матросов, собравшихся в «Старой бочке». Но он совершенно не сомневался, что ещё минута-другая и на них с Алексашкой набросятся все скопом. И не потому, чтобы отомстить за своего земляка. Одноглазый был им совершенно безразличен. А по той причине, что появилась возможность просто почесать кулаки. Федерико знал, что в таких случаях драка развивается как лесной пожар при сильном ветре. Дерутся все и неважно с кем. Бывало, что и закадычные друзья с пьяных глаз дубасили друг дружку со всей своей дури.
Но выйти наружу им не дали. Дорогу преградил хозяин таверны Хромой Томас.
— Минне херрен, вы не заплатили, — сказал он требовательно.
Федерико молча достал несколько монет, отсыпал их в широкую ладонь голландца и ответил:
— Извините, обстоятельства... Я отдал бы долг в любом случае. Здесь плата не только за еду, но и за беспокойство.
— Приходите ко мне в любое время! — просиял Хромой Томас, увидев, сколько ему отвалили. — Буду рад.
— Непременно... — Гишпанец вежливо приподнял шляпу и вышел на улицу вслед за Алексашкой, которому не терпелось побыстрее покинуть этот портовый притон.
Он не боялся схватки, но много ли чести для купца-помора погибнуть в чужом городе во время пьяной драки? Ведь отец так надеется на него...
Больше в «Старой бочке» они не появлялись. После ссоры в заведении Хромого Томаса гишпанец почти не выходил из своей комнатки (они сняли на время половину дома у бедной вдовы преклонных лет, муж которой сгинул где-то в море), а вино ему приносил Алексашка. Он понимал причину этого затворничества — стража Амстердама вполне могла заинтересоваться Чёрным Кастильцем по наводке одноглазого капера и начать розыск. Поэтому и сам Ильин-младший, и Федерико с нетерпением ждали момента, когда, наконец, сформируется обоз и можно будет тронуться в путь.
Ради большей безопасности в дороге Алексашка договорился со своим протеже, голландским купцом Яковом фан дер Гульстом, что тот поможет присоединиться его фурам с икрой и сёмгой к какому-нибудь обозу, имеющему надёжную охрану. А пока бочки лежали в леднике, о котором позаботился всё тот же фан дер Гульст. Столь любезное и предупредительное отношение к юному купцу-помору не было актом благотворительности. Просто хитрый голландец надеялся заручиться в Архангельске помощью Ильина-старшего, который имел большой вес в купеческом сообществе и был накоротке знаком с архангельским таможенным головой.