Царский венец - читать онлайн книгу. Автор: Марина Кравцова, Евгения Янковская cтр.№ 52

— Прощу прощения, мамзель гувернёр!

Именно «гувернёр», не «гувернантка» — это было уже семейное прозвище Татьяны. Анастасия сделала потешный книксен и потрясающе похоже передразнила Татьяну, изобразив строгость на лице, но тут же отвлеклась на толпу, мало-помалу собирающуюся под балконом на грязной, немощёной улице. Она пыталась услышать, о чём говорят эти люди, но не могла, до её слуха доносился лишь невнятный гул.

— Ишь ты, стриженые! — шептались между собой две девушки из простых. — Видать, в столице мода такая!

— А хорошенькие-то какие!

— Прямо ангельчики!

— Бедняжечки... Чего ж они теперь-то?

— Да кто знает...

Царевны действительно были коротко подстрижены. Поскольку их чудесные волосы сильно поблекли и поредели после кори, перенесённой в Царском Селе, девушек решили наголо постричь. От этого у Ольги и Марии отрастающие волосы стали виться сильнее. Обычно, выходя из дома, сёстры надевали круглые шляпы, но сейчас, решив подышать свежим воздухом на балконе, позабыли об этой детали.

Анастасия, перегнувшись через перила и чуть ли не выпадая на улицу, улыбалась толпе. Очень скоро, вовсе не неожиданно, появились солдаты и с криками и матерщиной стали разгонять людей.

— Чего зенки вылупили! Пошли отсюда, пошли! Куда прёшь, твою мать!

Анастасия с глубоким вздохом выпрямилась и отвернулась от этого зрелища.

Но Ольга, напротив, подошла ближе к перилам и ещё несколько минут наблюдала, как усердные служители революции разгоняли народ, пришедший посмотреть на своих прежних властителей и посочувствовать им в несчастье.

— Неужели эти люди надеются на какую-то другую, замечательную, сказочную жизнь? — прошептала старшая царевна.

— Да, — ответила Татьяна. — Конечно, есть такие, что надеются. А кого-то всё это случайно затянуло. Ты понимаешь, Ольга, да? Но мама́ говорит, что все они просто обмануты. Все — в искушении. В каждом человеке — и в них тоже — образ Божий, хоть и осквернённый падением.

Ольга не ответила. Она не верила, что все обмануты. Сейчас она вновь думала о Николае Саблине и заставляла себя устыдиться того, что называла предательством всего лишь недостаток самоотречения. Но разве мало настоящих предательств совершается из-за обыкновенного и в общем-то простительного малодушия? Недавно старшая царевна узнала ещё кое-что. Когда государю разрешили взять с собой в ссылку флигель-адъютанта, он позвал Саблина.

«Я думал, что он переживает из-за того, что произошло в день моего возвращения в Царское Село. Переживает и стыдится сознаться в этом.

Я хотел дать ему понять, что мы, в свою очередь, прекрасно всё понимаем: это был всего лишь естественный человеческий порыв, ему нечего стыдиться», — говорил отец.

«Ты позвал его из-за меня?» — прямо спросила тогда Ольга. Отец не ответил. Николай Павлович ехать в Тобольск отказался. Очень спокойно, не объясняя причины, как мог бы отказаться совершенно чужой человек, которого ничто не связывало с царской семьёй. Вместо Саблина государь взял с собой флигель-адъютанта Татищева, который счёл своим долгом разделить тяжёлые дни с тем, кем был облагодетельствован в безмятежную пору.

На старших сестёр, двух неразлучных подруг, ссылка повлияла совершенно по-разному. Ольга, печальный ангел, утратив свою живость и весёлость, как будто постоянно думала о чём-то тяжком. Казалось, что она повзрослела на несколько лет. Впрочем, с окружающими любимая дочь государя по-прежнему держала себя ласково, просто и сердечно, и за это многие охранники любили её. Не сторонилась Ольга и развлечений, изобретаемых младшими; но часто Татьяна, жившая в одной комнате с Ольгой, просыпалась по ночам от тихих, сдавленных рыданий сестры. Она не спешила её утешать, понимая, что Ольга вовсе не хочет открывать своих слёз.

Сама же Татьяна после отречения отца от престола, наоборот, внутренне напряглась, собрав всю силу характера, готовая в любой момент противопоставить эту силу любым новым бедам, готовая всегда защитить, как сможет, своих родных и друзей. Она, как истинная императорская дочь, не потеряла в ссылке величавости и внешней строгости; это не нравилось многим солдатам, полюбившим остальных царевен за добродушие и открытость. Татьяну сторонились многие — она же каждый день молилась за всех, веря словам матери, что во всех людях образ Божий.

Август прошёл в привыкании к новой жизни, сентябрь — в серьёзных усилиях избавиться от скуки, которая в мутном своём застое таила, однако, подступающую угрозу. Было слишком спокойно, чтобы так могло оставаться всегда. Александра Фёдоровна молилась только об одном — чтобы дорогим её людям не было хуже, но сама она чувствовала, что хуже — будет. И действительно конец сентября принёс перемену, от которой повеяло недавней атмосферой царскосельского плена, исполненной напряжения, моральных издевательств и угроз.

Вечер. Гостиная, обставленная типичной для провинциального

помещичьего дома мебелью. Горит лампа, бросая уютный

свет на рукоделие в руках матери; звучит рояль, и на нежную

музыку ложатся девичьи голоса... Николай Александрович

слушает дуэт старших дочерей и думает о том, что судьба

причудлива и непонятна, что только здесь, насильно лишённый

привычных дел государственной важности, он имеет сколько

угодно времени, чтобы насладиться обществом своей семьи.

Сейчас у них всё просто и тихо, как и во множестве дворянских семей... но нет, в большинстве семей сейчас вовсе не тихо, и всё непросто. И именно это не даёт покоя, не позволяет поддаться иллюзии домашней идиллии. Его Родина страдает, может быть, погибает. Поэтому нет никакого уюта, нет никакой тишины. Есть только горе и страдание, и очень скоро он, свергнутый царь, и самые родные его люди разделят судьбу своей страны. Именно сейчас Николай ощутил это до боли ясно, как откровение. Исполнение предсказаний — их было несколько, и все говорили об одном, о жертве царя во имя народа. Пусть будет так. Потому что коль уж ему с рождения было суждено нести на себе бремя страшной ответственности перед Самим Господом, то...

Течение его мыслей было прервано громким хлопаньем двери. Сёстры ещё продолжали петь, но вскоре смущённо затихли. Порог перешагнул широким шагом комиссар Никольский, прибывший на днях в Тобольск по желанию Керенского вместе с комиссаром Панкратовым в качестве его помощника. И этот человек явился сейчас олицетворением невесёлых мыслей Николая Александровича.

— Товарищ Никольский, вы не могли бы стучать, прежде чем входите в комнаты? — заметил Пьер Жильяр. — Я должен вам сказать, что...

Пройдя мимо Жильяра как мимо пустого места, Никольский — руки в карманах, папироска в зубах, шапка на нечёсаных волосах — остановился прямо перед царём.