И все же Добрыня заметил быстрое движение слева, подал корпус вправо, и длинное лезвие меча прочертило борозду на левом боку его кожаного доспеха. Древлянин крутанулся и вонзил топор в спину атакующего мечника. Тот заорал, разорвав криком туманную тишину леса.
Второму нападающему с таким же колющим ударом Добрыня усилил скорость движения, захватив его за плечо, а когда тот сумел остановиться, древлянин снес ему пол-лица топором. Следующий мечник в сплошном черном шлеме с прорезями для глаз попытался зарубить славянина, но Добрыня остановил его меч верхушкой лезвия топора, а потом всадил оружие в живот нападавшему. При этом каждый издал одинаково страшный рык.
Отошедший далеко вперед Сигурд бросился на помощь Добрыне. Он ориентировался на звук, так как туман сгустился еще больше. Вместо Добрыни из тумана на воеводу выскочили два дана в чешуйчатых латах. Одному из них Сигурд тут же отрубил руку, вооруженную мечом. Брызжущей кровью мечник окропил всех вокруг и упал под ноги своему соратнику, чье лицо закрывала серебряная маска в виде человеческого черепа. Тот чуть замешкался, уворачиваясь от падающего товарища по оружию, этого мгновения Сигурду хватило, чтобы заколоть человека в маске прямым тычком острого меча.
Туман был уже такой плотный, что Торгисль зарезал кого-то подвернувшегося и только потом убедился, что это не свой. Он растерянно огляделся. Бойцы рычали, сталь звенела, но кто есть кто — в тумане темного леса было не разобрать. Норвежец стал пробиваться к коням и Улите. В этот момент Велига отбросил бесполезный в лесу клевец, пронзил нападавшего кинжалом, отобрал у него меч и тоже кинулся на подмогу Добрыне.
Улита и Владимир привязали лошадей и сели перед ними на корточки. Юноша взглянул на девушку, расстегнул фибулу и сбросил плащ с плеч.
— Что ты хочешь делать? — испуганно спросила девушка.
— Сейчас увидишь, — загадочным шепотом ответил молодой князь.
Он с лязгом обнажил меч и бросился вперед. И вовремя! Из тумана на него наскочил дан в черной кожаной маске на лице. Владимир воткнул в живот противника меч по самую рукоять. Отпихнув ногой умирающего, он встретил мечом еще один удар — от второго дана. Сил не хватило, мощный враг свалил его на колени. Меч Владимира был прижат к его же шее, а неприятель, взявшись двумя руками за рукоять своего клинка, все напирал и напирал. Князь левой рукой вытащил кинжал и воткнул его в правый бок мечнику, в самую печень. Дан закричал, широко раззявив тухлый рот, и Владимир воткнул в этот зев освободившийся меч. Оглянулся — Улита видела? Она видела!
— Я говорил тебе ждать! — вынырнул из тумана Сигурд.
Звуки боя стихли, нападавшие то ли были перебиты все до единого, то ли сбежали.
— Я не ребенок! — возразил князь, вкладывая окровавленный меч в ножны.
— Ступай за девкой! — металлическим голосом приказал воевода.
Когда подошел Добрыня, норвежец заметил:
— Это были не простые даны. Они слишком хорошо одеты и слишком хорошо обучены. Если Путятя сумел договориться с йомсвикингами и дружина подалась в морские пираты, то конунг Палнатока мог послать за нами, чтобы избавиться от Владимира.
— Ты понимаешь, — спросил Добрыня напрасное, — что если князь погибнет, мы лишимся всех наших полномочий для переговоров с Харальдом Синезубым? Они должны были знать, где нас искать. Может, кто-то им помогает?
— Только не говори всю эту чушь про кометы и знамения!
Мужчины осматривали трупы в поисках чего-нибудь ценного, полезного или особо хорошего оружия или доспехов. Какой смысл идти на охоту и ничего не принести из добычи? Какой смысл воевать, если ты не можешь при этом грабить?
— Добрыня!!! — вдруг раздался тревожный клич князя Владимира.
Дядька бросился к племяннику, за ним все остальные, но, подбежав, они увидели, что помочь юноше они ничем не могут. То есть могут, только если сложат оружие: Владимира крепко держал высокий стройный мужчина в дорогих доспехах. Лицо его скрывала серебряная маска в виде человеческого черепа.
Неизвестный не убил новгородского князя, значит, у него было к нему какое-то дело. Чтобы все это поняли, «серебряная маска» просто стоял за юношей, держа острый кинжал у него под подбородком.
— Всем опустить оружие! — приказал Добрыня. — Сигурд, ты первый. Брось меч!
Воевода исполнил приказание градоначальника. За ним бросил молот Велига. Торгисль воткнул меч в землю и отошел от него на шаг в бессильной ярости. Он заметил, что Улиты нигде нет.
«Серебряная маска» что-то шепнул Владимиру на ухо.
— Кинжалы и ножи тоже сбросьте, — крикнул плененный князь. — И дайте себя связать!
Все посмотрели на Добрыню. Тот с огромным сожалением кинул кинжал на землю, к мечу, и опустился на колени, выставив вперед руки с соединенными кистями. Воины в черном, чьих соратников отряд Сигурда только что так яростно убивал, привязали пленных к деревьям на таком расстоянии, чтобы пленники не могли переговариваться.
К Сигурду подошел тот, кто пленил Владимира, снял маску и оказался мужчиной лет сорока с выбритым подбородком и без усов.
— Как тебя зовут? — спросил главарь «черных».
Сигурд свесил голову на грудь и отрешенно ею покачал.
— Ну же! — потребовал «серебряная маска». — У тебя должно быть имя!
— Пошел на!.. — дерзко ответил пленник, сидевший на земле с прикрученными сзади дерева руками.
— Какое разочарование! — процедил «серебряная маска». — От новгородского воеводы я ожидал большего.
— О чем бы ты там ни договорился с нашим кормчим, это не продлится долго, — заявил Сигурд.
— С кормчим? — недоуменно переспросил «серебряная маска». Он сделал шаг к привязанному норвежцу и опустился перед ним на колено. Крупные блестящие металлические чешуйки на его плечах сверкнули в лунном свете. — Прямо сейчас мы могли бы помочь друг другу.
Сигурд поднял голову и недоуменно посмотрел на незнакомца.
— Я могу помочь Вальдемару сделаться королем его народа, — произнес мужчина с честным и открытым лицом. — Меня зовут Харальд Синезубый Гормссон.
— А что-то зубы у тебя не синие! — рассмеялся Сигурд, не доверяя собеседнику.
— Это детское прозвище, я тогда очень любил голубику… да я и сейчас ее люблю. Послушай, мы могли бы заключить союз, который сохранится на поколения!
— В тени креста? — уточнил Сигурд, вскинув брови.
— В тени благоволящего короля и церкви, которые поспособствуют развитию образования и просвещения.
— Я сознаю пользу образования и просвещения, но я воевода, а такие решения принимает регент Добрыня, — переложил ответственность норвежец.
Харальд Синезубый тщательно перекрестился, приложив руку в боевой перчатке сначала ко лбу, потом к груди, затем к левому плечу и наконец к правому. Он закрыл глаза и прочел про себя краткую молитву.