Потрясающие приключения Кавалера и Клея - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Шейбон cтр.№ 93

– Я знаю, – сказал Джо. – С ним все будет хорошо.

– Может, мы скоро окажемся в Голливуде, – сказала Роза; внезапная перемена его настроения подтолкнула ее к безрассудству. – Ты, я и Томаш. В маленьком бунгало в Голливудских холмах.

– Томашу понравится, – сказал Джо.

– «Пэлэс». – Подошел Сэмми, поглядел на пять гигантских букв на ослепительной маркизе. Вынул из кармана пятидолларовую купюру, протянул ее Бейкону. – Держи, друг. За такси плачу я.

Великолепная штука «Эскапист», – сообщил Сэму Орсон Уэллс. Он оказался громадный, на удивление молодой и пахнул, как Долорес дель Рио. (В 1941 году в кругах умников определенного толка модно было признаваться в отнюдь не поверхностном знакомстве с Бэтменом, или Капитаном Марвелом, или Синим Жуком.) – Ни слова не пропускаю.

– Спасибо, – сказал Сэм.

Чем – хотя Сэмми до скончания дней своих этого не забыл, а в последующие годы сильно приукрасил – и ограничились его беседы с Орсоном Уэллсом в ту ночь и вообще. На вечеринке после показа, на «Пенсильванской крыше», Джо танцевал с Долорес дель Рио, а Роза – с красавцем Джозефом Коттеном и с Эдвардом Эвереттом Хортоном (из этих двоих последний танцевал гораздо лучше). Играл оркестр Томми Дорси. Сэмми сидел, и смотрел, и слушал, прикрыв глаза, сознавая, как и все поклонники биг-бендового свинга в 1941-м, что ему выпала честь жить ровно в тот момент, когда исполнители его любимой музыки достигли абсолютной вершины художественного мастерства, – момент непревзойденной в этом веке яркости, романтичности, блеска и занятной опрятной задушевности. Джо и Долорес дель Рио станцевали фокстрот, а потом, естественно, румбу. Тем и ограничилось знакомство Джо с Долорес дель Рио, хотя с Орсоном Уэллсом он и дальше виделся порой в баре отеля «Эдисон».

Гораздо важнее всего, что случилось с кузенами в этот первый майский день 1941 года, был фильм, который они приехали смотреть.

В позднейшие годы и в иных руках Эскапист выкаблучивался смеха ради. Вкусы переменились, сценаристы заскучали, лобовые сюжеты более или менее исчерпали себя. Позднейшие писатели и художники при попустительстве Джорджа Дизи превратили комикс в эдакую вывернутую пародию на сам жанр супергероя в костюме. Подбородок у Эскаписта отрос и отчетливее пошел ямочками; его мускулы гипертрофировались, раздувшись, как памятно выразился послевоенный архивраг Эскаписта доктор Магма, «все равно что мешок с котятами». Неизменно боеготовая игла мисс Цветущей Сливы снабжала Эскаписта гардеробом специализированных антипреступных шмоток а-ля Либерачи, и Омар с Большим Алом уже вслух ворчали о том, какие счета приходят боссу и сколько он транжирит на супермашины, суперсамолеты и даже «резной костыль из слоновой кости ручной выделки», который Том Мэйфлауэр брал с собой на важные свидания. Эскапист был весьма тщеславен; порой читатели заставали его, когда он по пути на битву со злом останавливался глянуть на свое отражение и причесаться перед окном или зеркалом весов в аптеке. В одном из поздних выпусков, № 130 (март 1953 года), спасая Землю от злых Всеядников, Эскапист между подвигами наизнанку выворачивался, пытаясь при участии шепелявого дизайнера интерьеров устроить ремонт в Ключевой Скважине, тайном убежище под сценой «Палаццо». Эскапист оставался надежным защитником слабых и борцом за беспомощных, однако приключения свои всерьез не воспринимал. Он ездил отдыхать на Кубу, Гавайи и в Лас-Вегас, где в отеле «Сэндз» выступал на одной сцене с кем? – правильно, с Владзю Либерачи собственной персоной. Иногда, если особой спешки не было, Эскапист пускал за штурвал Ключелета Большого Ала, а сам открывал журнальчик про кино со своим портретом на обложке. Сюжеты зачастую строились вокруг так называемых машин Руба Голдберга: герой, не меньше прочих скучая от унылой рутины своей антипреступной работы, нарочно создавал себе препятствия и ограничения в борьбе с немалым, но конечным разнообразием мегаломаньяков, сволочей и отъявленных бандитов послевоенных лет, дабы жить стало поинтереснее: заранее, скажем, договаривался сам с собой, что избавится от той или иной банды преступников «голыми руками», а к существенно приросшим физическим суперспособностям прибегнет, только если один из бандитов произнесет некую случайную фразу, например «вода со льдом»; затем, когда Эскаписту уже почти приходили кранты, а на улице холодало так, что стакан воды со льдом никому на ум не шел, герой как-нибудь выкручивался, и банда неизбежно оказывалась в кузове грузовика с луком. Эскапист был супермогущественный мускулистый клоун.

Эскапист, что царил средь великанов земли в 1941-м, был человеком иного сорта. Он был серьезным – порой сверх всякой меры. Лицо худое, губы сжаты, глаза в прорезях шарфа – как холодные железные заклепки. Он был силен, но вполне уязвим. Его можно было отправить в нокаут, огреть дубиной, утопить, сжечь, побить, пристрелить. И миссии его были именно что миссиями, – по сути, он работал спасателем. Первые комиксы, невзирая на все антифашистские замесы и воющие «юнкерсы», – истории о сиротах, которым угрожают, крестьянах, над которыми издеваются, бедных фабричных, которых магнаты военно-промышленного комплекса превращают в безмозглых зомби. Даже отправившись на войну, Эскапист не меньше времени тратил, оберегая невинных европейских жертв, нежели кулаками продырявливая линкоры. Он прикрывал беженцев и отводил бомбы, чтоб не падали на младенцев. Раскрывая очередное гнездо нацистских шпионов в США (Логово Диверсанта, например), он толкал речи, в которых Сэм Клей пытался поддержать войну кузена; разламывая на куски какой-нибудь штопороносый «армированный крот», полный дубоголовых немцев, пытавшихся просверлить ход в Форт-Нокс, Эскапист говорил, допустим: «Видели бы это люди-страусы! Война идет, а они всё прячут голову в песок!» Сочетая пылкость, ответственность и готовность к драке, он стал идеальным героем для 1941 года, когда Америка, урча и тужась, сама себя загоняла в безвыходность чудовищной войны.

Но хотя он расходился миллионными тиражами и на время вознесся или же погрузился в общественное сознание Америки, если бы после весны 1941-го Сэмми не написал, а Джо не нарисовал ни одного выпуска, Эскапист, несомненно, испарился бы из национальной памяти и воображения вместе с Котом и Кошечкой, Вешателем и Черным Ужасом, чьи комиксы в период расцвета продавались немногим хуже Эскаписта. Сектанты – коллекционеры и фанаты – не раскошеливались бы на умопомрачительные суммы за – и не сочиняли бы сотни тысяч заумных слов про – ранние совместные работы Кавалера & Клея. Не напиши Сэмми ни единой буквы после «Радиокомиксов» № 18 (июнь 1941 года), его бы запомнили – если бы запомнили – только самые упертые читатели комиксов как создателя ряда мелких звездочек ранних сороковых. Если бы тем вечером в отеле «Пьер» Взрывной Трезубец Эблинга прикончил Джо Кавалера, его бы запомнили – если бы запомнили – как блестящего автора обложек, создателя энергичных, тщательно прорисованных боевых сцен и вдохновенного сочинителя «Сатурнии Луны», а не как одного из величайших новаторов композиции и повествовательных стратегий в истории комикса как искусства, которым кое-кто полагает Джо ныне. Но в июле 1941 года в киосках появился «Радио» № 19, и девять миллионов ничего не подозревавших двенадцатилетних американских детей, которые мечтали вырасти и стать комиксистами, едва не окочурились от изумления.