Не только Евтушенко - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Соловьев cтр.№ 67

АЗ. Так, может быть, вообще отобрать у поэта перо и бумагу?

БУКИ. Зачем же? Но мораторий я бы время от времени на некоторых поэтов накладывал – этакий род диеты, а то, научившись писать стихи, поэт пишет их без удержу, не дожидаясь вдохновенья, механически регистрируя все, что попадается в поле зрения, уверенный, что все окрест мечтает быть им воспетым: «Вот снег, вот дворник, вот дитя бежит – все есть и воспеванью подлежит…» Или: «Возле меня и стола день угас не воспетый…» И еще:

Вездесущая сила движенья,

этот лыжник, земля и луна —

лишь причина для стихосложенья,

для мгновенной удачи ума.

Явное преувеличение – реальность существует и сама по себе, а не только в качестве повода для стихотворений Беллы Ахмадулиной. Что за меркантильная точка зрения, что за проповедь поэтического натурализма, что за неуемное желание весь мир охватить метафорой! Пережив острейший кризис глобальной метафоры, Юрий Олеша воскликнул однажды, словно отрезвев от пиршества эпитетов и сравнений: «Да здравствует мир без меня!» По противоположности – Белла Ахмадулина надеется, что «пав неминуемой рысью с ветвей, вцепится слово в загривок предмета» либо с завистью пишет о кинооператоре:

О, сделать так, как сделал оператор, —

послушно перенять его пример

и, пристально приникнув к аппаратам,

прищуриться на выбранный предмет.

Я бы скорее, чем с оператором, сравнил поэта с режиссером…

АЗ. Вряд ли можно свести поэтическую работу Ахмадулиной к метафорическому натурализму. Поэзия – нелегкое занятие, нет поэта, который не знал бы сомнений, кризисов, упадка творческих сил, чья дорога была бы как укатанное шоссе. Наш спор не о том, есть в работе Ахмадулиной просчеты или нет. Конечно есть. Но можно любить поэта выборочно – за одни хорошие стихи, а можно любить его целиком, всего, со всеми, прости, потрохами, и его неудачи переживать как собственные.

БУКИ. Тогда это будет слепая любовь – не любовь, а поклонение, нечто вроде культа. А я – за равенство в отношениях между читателем и поэтом. В конце концов, не требуем же мы от поэта, чтобы он поклонялся своему читателю за то, что тот инженер, врач или дворник!

АЗ. И здесь мы не сойдемся! Я против такого уравнивания, потому что работа поэта имеет свою специфику. Уже одно то, что на виду у всех…

БУКИ. Если бы мы выпустили дипломатическое коммюнике о наших критических «переговорах», то пришлось бы признать, что стороны по многим вопросам так и не пришли к общему мнению.

АЗ. Это и не требуется – пусть больше будет не только поэтов, но и читателей, хороших и разных. А в доказательство содержательности лирики Беллы Ахмадулиной приведу одно ее раннее, весьма драматическое высказывание:

Мы были звуки музыки одной.

О, можно было инструмент расстроить,

но твоего созвучия со мной

нельзя было нарушить и расторгнуть…

Все то же там паденье звезд и зной,

все так же побережье неизменно.

Лишь выпали из музыки одной

две ноты, взятые одновременно.

Твоя очередь!

БУКИ. Изволь!

То, что вчера еще жило, светясь

Высокой сутью внятного ученья,

Для нас теряет смысл, теряет связь,

Как будто выпало обозначенье

Диеза и ключа, – и нотный ряд

Немотствует: сцепление созвучий

Непоправимо сдвинуто, и лад

Преобразуется в распад трескучий…

АЗ. Так это же не Ахмадулина!

БУКИ. Каждый цитирует то, что ему нравится, тем более образы вроде бы совпадают: в твоем примере две ноты выпали из музыки, а в моем из нотного ряда – обозначенье диеза и ключа. Совпадение, однако, сугубо внешнее. Мой поэт начинает свою работу там, где твоя поэтесса ее прекращает, торопясь подвести итоги.

АЗ. Кто же твой поэт?

БУКИ. Отгадай!

Елена Клепикова

Елена Клепикова.

Если эта моя книга есть результат полувековой мемуарно-исследовательской работы путем наращивания и обогащения моих текстов, которые я писал с юности, и сочинения новых, то три текста Лены Клепиковой даны в том самом первозданном виде, как публиковались в московских и нью-йоркских СМИ. Это текущая критика, и по ней можно судить не только о Евтушенко, Ахмадулиной, Окуджаве и Юрии Казакове, но и о тогдашней литературной ситуации и культурной атмосфере, в которой наши герои и мы с ними жили и работали.

Поэтическое хозяйство Беллы Ахмадулиной напоминает средневековое мелкопоместное княжество, которому приданы все черты великой державы. Cтих этот безотчетно витийствен, грозно риторичен, царственно велеречив.

Читатель раз и навсегда связан с поэтессой вассальной зависимостью – самой непреклонностью интонации, прихотливым и своевольным движением стиха: «Тахикардический буян морзянкою предкатастрофной производил всего лишь ямб, влюбленный ямб четырехстопный. Он с Вашим именем играл! Не зря душа моя, как ваза, изогнута (при чем Евграф?) под сладкой тяжестью Кавказа».

Стих скользит под сурдинку ритма и рифмы, под стиховой распев, смысл едва ли различим, но вроде и необязателен – так величава классическая, наследственная осанка старинного слога!

С годами Ахмадулина выработала собственный поэтический канон с легко угадываемым знаком авторства. Стихи располагаются вокруг нескольких тем, которые поэтесса варьирует с редким упорством: творчество, точнее, позывы к творчеству, болезнь, факт собственного рождения, литературный антиквариат. Объект беспристрастного анализа – сама Ахмадулина, ее поэзия насквозь эгоцентрична.

На муках «неписания», на немоте, предшествующей стиху, поэтесса задерживается с маниакальной пристальностью: «Звук немоты, железный и корявый, терзает горло ссадиной кровавой, заговорю – и обагрю платок». Читатель не может не сочувствовать этой титанической нервной борьбе с собственным капризным даром…

Пока не замечает, что очередное стихотворение являет не результат творчества, а подступы к нему, красноречивое рассуждение по поводу горестного его отсутствия. Нет усилия познания, открытия, чувства – есть почти мускульное усилие по вызыванию стиха, «чистого», самопроизвольного стиха без осознанного пока повода и цели возникновения. Доводы, мольбы, заклинания «звука» сродни упорному и кропотливому труду паровоза, который пытается сдвинуть с места тяжелый состав. Вот долгожданный рывок – и оказывается, что паровоз работал вхолостую, сам на себя, состава за ним не оказалось…