Непристойные предложения - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Тенн cтр.№ 83

Затем, как-то в среду, Миллс явился к моему столу в 16:45, когда я собирался уходить, и спросил, где он.

Я надел пальто и уставился на него. Где кто?

– Рассказ для юбилейного выпуска. Он завтра идет в печать. В четверг утром. Это крайний дедлайн, Фил!

Мама научила меня в чрезвычайной ситуации всегда врать.

– А, он дома, – ответил я. – Принесу его завтра утром. Уверен, тебе понравится.

– Какой он длины? – пожелал знать Миллс. – Надеюсь, влезет. У нас не хватит места больше чем на шесть тысяч слов.

– Столько и есть, – сказал я. – Шесть или шесть с половиной. Я еще не считал.

И я покинул редакцию.

По пути домой на подземке я лихорадочно думал, но так ни к чему и не пришел. В голове не было ни одной хорошей идеи, которую я хотел бы использовать. Однако когда я сошел на своей станции, мое внимание привлек большой рекламный плакат на платформе. Это был последний плакат в серии, рекламировавшей еврейский ржаной хлеб: на каждом изображалась цветная фотография представителя некой нееврейской этнической группы, заявлявшего, что он или она просто обожает еврейский хлеб. На этом был американский индеец в полном головном уборе из перьев.

Я подбежал к рекламе и, надо полагать, к изумлению всех присутствовавших в тот вечер на платформе, послал индейцу воздушный поцелуй. Я сразу понял, что это мой рассказ.

К тому времени, как я добрался до своего дома в Сигейте на кони-айлендской оконечности Бруклина, рассказ был почти готов.

Я с детства был очарован историей индейцев – точнее, историями индейцев. Когда мы играли в индейцев и ковбоев, я всегда хотел быть индейцем. Отчасти чтобы выделиться, но в основном чтобы извиниться.

Извиниться за что? Сам не знаю. Может, за то, что мой народ сотворил с их народом. (Мой народ? Мой народ вышел из гетто Польши и Литвы! Ладно, может, мой народ, ковбои.)

Я проглотил ужин, который приготовила Фрума, бросился к печатной машинке и почти сразу начал печатать.

Я прерывался лишь для того, чтобы посетить туалет. К тому времени, когда рассветное небо в конце променада посветлело, рассказ был готов.

Его почти не пришлось править, и когда я закончил, в нем было ровно шесть тысяч четыреста слов. Название я взял из книги писателя, которым восхищался с двенадцати лет, Чарльза Кингсли, викария Эверсли. У меня получился научно-фантастический – и одновременно нравоучительный рассказ, которые я любил писать в то время. Я решил, что и сам обожаю еврейский ржаной хлеб.

Бобу Миллсу тоже понравилось – рассказ, не хлеб. И я всегда гордился своим научно-фантастическим вестерном.

Написано в 1957 году, опубликовано в 1958-м

Через несколько месяцев после Второй атомной войны, когда из-за радиоактивности треть планеты по-прежнему представляла собой пустыню, доктор Дэниел Гларт из города Филлмор, штат Висконсин, сделал открытие, которое впоследствии привело человечество к финальному социологическому скачку.

Подобно Колумбу, довольному своим путешествием в Индию, подобно Нобелю, гордившемуся динамитом, который сделал невозможными войны между государствами, доктор неправильно истолковал свою находку. Много лет спустя он кудахтал заезжему историку:

– Понятия не имел, к чему это приведет, ни малейшего понятия. Не забудьте, только что кончилась война: мы были весьма подавлены, ведь от восточного и западного побережья Соединенных Штатов остался лишь пепел. Из новой столицы, Топики в Канзасе, пришло распоряжение врачам провести полный медосмотр всех наших пациентов. Ну, знаете, на предмет радиоактивных ожогов и странных новых болезней, которые армии таскали туда-сюда. Что ж, сэр, именно этим я и занялся. Я знал Джорджа Абнего более тридцати лет, лечил его от ветрянки, и пневмонии, и пищевых отравлений. Мне и в голову не приходило!

Явившись к доктору Гларту сразу после работы, в соответствии с распоряжением, которое выкрикивал на улицах секретарь округа, и терпеливо прождав в очереди полтора часа, Джордж Абнего наконец вошел в маленький врачебный кабинет. Там его прослушали, просветили рентгеном, взяли анализы мочи и крови. Его кожу внимательно осмотрели, и он ответил на пятьсот вопросов, подготовленных Министерством здравоохранения в жалкой попытке выявить симптомы новых болезней.

Затем Джордж Абнего оделся и пошел домой, чтобы съесть зерновой ужин, предписанный в этот день продовольственной нормой. Доктор Гларт убрал его карту в ящик и вызвал следующего пациента. Пока доктор ничего не заметил – однако уже невольно положил начало Революции абнегитов.

Четыре дня спустя, закончив медосмотр в Филлморе, штат Висконсин, доктор переслал результаты в Топику. Прежде чем подписать лист Джорджа Абнего, он бегло просмотрел его и внес следующий комментарий: «Несмотря на склонность к зубному кариесу и эпидермофитии стопы, я бы сказал, что у этого человека среднее здоровье. Физически он является нормой города Филлмор».

Именно это последнее предложение заставило правительственного врача усмехнуться и еще раз просмотреть данные. Его улыбка стала сперва озадаченной – затем совсем озадаченной, когда он сравнил числа и формулировки на листе с медицинскими стандартами.

Он написал в правом углу несколько слов красными чернилами и переправил лист в Исследовательский отдел.

Его имя до нас не дошло.

Исследовательский отдел удивился, с чего им прислали отчет по Джорджу Абнего – у него не было необычных симптомов, свидетельствовавших об экзотичных новинках вроде церебральной кори или артериального трихинеллеза. Затем они обратили внимание на красную надпись и комментарий доктора Гларта. Исследовательский отдел пожал коллективными плечами и выделил команду статистиков для дальнейшего изучения вопроса.

Неделю спустя на основании полученных ими результатов другая команда – девять врачей-специалистов – отправилась в Филлмор. Они обследовали Джорджа Абнего со слаженной точностью. Затем нанесли краткий визит доктору Гларту и, когда тот проявил интерес, оставили ему копию своего отчета.

По иронии судьбы, через месяц правительственные экземпляры отчета были уничтожены во время Топикского мятежа упертых баптистов – того самого, что подтолкнул доктора Гларта к Революции абнегитов.

По причине сокращения популяции из-за атомного и бактериологического оружия данная баптистская конфессия стала самой крупной религиозной силой в государстве. Тогда ею управляла группа, посвятившая себя установлению Упертой баптистской теократии в том, что осталось от Соединенных Штатов. Мятеж подавили после многочисленных разрушений и кровопролития; его главаря, преподобного Хемингуэя Т. Гоунта – который поклялся, что не выпустит пистолет из левой руки, а библию – из правой, пока не установится Царство божие и не будет построен Третий храм, – приговорило к смертной казни жюри присяжных, состоявшее из суровых баптистов.