– Ты кто такой?
– Кравец… – Голос незнакомца был сиплым и каким-то ломаным, надо думать, после крепких пальцев Змея. – Фамилия такая.
– Плевать. Ты объяснишь, почему меня тут уморить решили?
– Я все объясню… – Кравец закашлялся, поглаживая помятое горло. – Только уйдем отсюда. Быстрее. И тихо.
* * *
Кравец оказался низкорослым сутулым человеком с плешью и болезненным желтоватым лицом, которое оживляли быстрые маленькие глаза, никогда не смотревшие более секунды в одну точку. Одет он был точно так же, как и первый шаман со странным лоскутным лицом: черный лабораторный халат, черные брюки, мягкая обувь. Одним словом – шаман, из тех, что едва не довели незваного гостя до сумасшествия и голодной смерти.
Тем не менее именно он распахнул дверь бетонного склепа, вытащив оттуда ослабевшего посредника. Удивительное дело: после нескольких дней непроглядного мрака даже мрачные подземные коридоры, скупо подсвеченные закопченными плафонами, увешанные гирляндами гнилых проводов, кабелями и трубами, казались милыми, светлыми и даже праздничными, а воздух – сладким и свежим.
– А тот, с лицом… – Змей провел перед собой ладонью крест-накрест, будто рубил собственное лицо на куски.
– Нобель, – кивнул спаситель. – Надеюсь, мы успеем и он не узнает, что я тебя вывел.
– Погоди… – Змей удивленно поднял брови. – А он разве не в курсе? Я думал, это он тебя прислал. Он же у вас вроде за главного.
– Нет, за главного у нас… Впрочем, тебе это знать не нужно. Достаточно того, что Нобель имеет на тебя виды. Тебе надо уходить.
– Куда уходить?
– Из Обители. Уносить ноги, пока не поздно. И благодарить меня за то, что я вовремя узнал о его планах.
Ничего еще не понимая, Змей ощутил спиной зловещий холодок. С самого начала неожиданное гостеприимство этого самого Нобеля показалось чрезмерным и странным. Теперь еще этот сутулый мозгляк нагнетает. Что-то не так было в этом шаманском гнезде. Может, и прав Полковник, подозревая хозяев Обители во всех смертных грехах.
– Я никуда не уйду, – веско возразил Змей. – Я пришел сюда, чтобы кое-что выяснить. И я это выясню. Чего бы это мне ни стоило.
– Ничего ты не выяснишь! – взвизгнул вдруг Кравец, и его желтое лицо стало как будто еще желтее. – Я и без того рискую, помогая тебе! Хочешь жить – будешь слушаться меня беспрекословно!
– А если не буду? – спокойно, в упор разглядывал в негодовании пыхтящего шамана Змей. – Я же не просил меня спасать и ничем тебе не обязан.
Кравец аж задохнулся, не в силах хоть что-то ответить. Змей с любопытством следил за его реакцией. Забавно получалось: этот тип думал, что совершает благодеяние, и не понимал, что сам оказался на крючке у опытного в шантаже посредника. Это обстоятельство надо было использовать.
– Ты же не благотворительностью решил заняться? – продолжил Змей. – Тогда с чего бы это? В чем твой интерес?
– Иди к черту! – прошипел шаман. – Ты хочешь спастись или нет?
– А если мне все равно? Что, если я найду Нобеля и спрошу у него: зачем ты решил выпустить пленника?
Кравец продолжал ловить ртом воздух. Наконец взял себя в руки и выдавил:
– Чего ты хочешь?
– Во-первых, жрать. Я серьезно.
– Будет тебе жратва, – нетерпеливо бросил шаман. – Что еще?
– Да ты не волнуйся. Ничего особенного. Ты просто расскажешь мне, что к чему. И если я тебе поверю, то тихо исчезну.
Кравец посмотрел на него долгим тоскливым взглядом. Сказал хрипло:
– Ладно. Я расскажу. Только учти: многие знания – многие печали.
* * *
Узнать было гораздо проще, чем осознать. Неудивительно, что у логова шаманов, или, как они сами называли это место, Обители, была дурная слава.
Плохо, когда сумасшедший – дурак по жизни. Но куда хуже образованный безумец. Особенно – шизоид с научной степенью. А таких здесь был целый прайд. Если верна теория, что сумасшедшие способны заражать своим безумием окружающих, то в замкнутом пространстве эпидемия просто неизбежна. Все это напрямую касалось подземного филиала Бедлама и его беспокойных обитателей.
Они сидели в полумраке в каком-то техническом помещении. В воздухе стоял электрический гул, но Змей не обращал на него внимания. Он ел. Вдумчиво, максимально растягивая процесс поедания серой лепешки непонятного происхождения. Определить по вкусу, что это, было невозможно. Единственное, о чем он думал, – чтобы не съесть слишком много. После длительной голодовки это могло попросту убить.
– Хочешь узнать, зачем тебя морили голодом и темнотой? – наблюдая за процессом насыщения, спросил Кравец.
– Да уж, теряюсь в догадках, – смакуя пресное тесто, произнес Змей. – Из искренней любви к садизму?
– Чтобы повысить твою восприимчивость.
– К чему? К голоду?
– К информации. Из тебя ведь хотели сделать детектора. – Кравеца вдруг перекосило. – Чтобы ты занял мое место. А детектор здесь я! Понимаешь? Я! Понятия не имею, откуда ты взялся, почему на тебя положили глаз старшие, но ты – самозванец!
Это было точно подмечено. Змей с новым интересом поглядел на шамана:
– Погоди-погоди… Так я тебе перешел дорогу? Кто ты там в местной иерархии… Детектор? Поэтому ты решил меня вышвырнуть из Обители? Чтобы я не занял твое теплое местечко, да?
– Это дело моей жизни! – проговорил Кравец. – Мы на пороге открытия. А ты все погубишь!
– Ну а чем ты лучше меня? – подначивал посредник. Просто чтобы позлить собеседника, раскручивая на большую откровенность. – Считаешь, я был бы плохим детектором?
– Ты даже понятия не имеешь, к чему тебя готовили в карцере, – устало сказал Кравец. – На тебе хотят проверить полую мощность установки. Ты просто сдохнешь, твой мозг сварится заживо. Шут бы с тобой, но опыт может не повториться. Датчики сгорят к едрене-фене. Понимаешь?
– Ни хрена не понимаю. – Змей с удовольствием наблюдал за мучениями шамана. – Абсолютно.
– Ладно. Давай сначала.
Рассказ Кравеца был сбивчивым, но вполне себе невероятным и диким.
Обитель, она же подземный город Нейтрино, взяла название научного поселка, находившегося на поверхности неподалеку. Во время эвакуации перед угрозой ядерного удара здесь пытались укрыться военные и жители окрестных городов и селений. Но если в случае Карфагена многим это удалось, то научный персонал подземной обсерватории оказался куда более последовательным в своей жестокости. Хотя с точки зрения интеллектуалов это был чистой воды прагматизм: спастись только лучшим, сэкономив им жизненное пространство под землей, запасы пищи и энергии.
Ученые спаслись. Простым смертным снаружи повезло меньше.
Кто знает, может, именно осознание собственной вины за гибель тысяч людей и повредило рассудок Академика – так Кравец обозначил главу Обители. Конечно, он не называл своего лидера психом. Он именовал его Светочем – что для более прямолинейного в формулировках Змея само по себе было диагнозом. Даже не беря в расчет, чем тут стали заниматься ученые, замкнувшись в своем заумном мирке.