– Шесть целых три десятых. Лучше, чем вчера! Ну просто очень хорошо! – радостно сообщила блондинка.
– Ничего хорошего. Но вы не дадите мне умереть до тех пор, пока я не найду ублюдков, которые со мной это сделали. Вам ясно?
Сорванный, скрипучий голос потонул в приступе кашля, и медсестра тотчас заботливо склонилась к больному:
– Тише, тише, вы так себе только навредите.
– Да вы хоть понимаете, во что они меня превратили?! – просипел Лазарь.
Возле кровати, на тумбочке, заваленной лекарствами, стояла черно-белая фотография в рамке: молодой человек в ладном костюме, очень красивый, статный, с чеканным лицом и пронзительным взглядом. Глядя на него, медсестра каждый раз думала, что в ту пору, когда был сделан этот снимок, Лазарь показался бы ей не просто привлекательным, а прямо-таки неотразимым.
Теперь же от него остался скелет, обтянутый бледной желтоватой кожей, и виной тому была не только старость. Глубокие морщины словно свидетельствовали о том, что это лицо долгое время кривилось от боли. Скрюченные пальцы, будто начавшие сжиматься в кулаки и застывшие в таком положении, хранили память о мучениях, от которых когда-то его не могли избавить ни крики, ни мольбы. А глаза, подернутые белесой дымкой, казалось, принадлежали человеку, мечтающему ослепнуть, чтобы даже мысленным взором не видеть собственных страданий.
Но в самой глубине мутных светло-голубых, почти белых глаз ярко горел огонек ненависти – единственного топлива, которое поддерживало в нем жизнь.
– У них поначалу было много подопытных… – заговорил Лазарь сдавленным голосом, схватив медсестру за руку. – Они искали тех, кто это выдержит, а когда находили, ставили на лоб клеймо, как скотине. Им нужны были люди, которые смогут сопротивляться их машине, вытерпят эксперимент до конца… Вот я таким и оказался. Не потому, что хотел, просто у меня была хорошая подготовка… специальные навыки…
В общем, как дурак, попал в круг избранных. Очень узкий круг. Я был вторым и, видимо, последним… – Он привычным, механическим жестом поднес руку ко лбу и принялся остервенело чесать его скрюченными пальцами. – Мы не узнали, почему с нами это делали! А теперь я сдохну, так и не вырвав у них правду!
– Перестаньте, сейчас опять до крови расчешете. – Медсестра ласково отвела руку старика, погладила его лоб ладонью, смахнув слипшиеся от пота волосы, и смазала кремом толстые покрасневшие рубцы, которые складывались в число «488». – Ну вот, так лучше. А теперь вам надо подкрепи… – Она осеклась, потому что в этот момент раздался звонок в холле на первом этаже. – Вы кого-нибудь ждете?
Лазарь, не менее удивленный, взглянул на монитор видеонаблюдения, стоявший рядом с кроватью.
Медсестра, увидев, что больной сверхчеловеческим усилием пытается подняться, поняла, что происходит нечто важное.
– Помогите же мне! – просипел Лазарь.
Девушка поспешно обхватила его за плечи и приподняла, подсунув под спину большую подушку, чтобы он мог сидеть.
– Встретьте гостей и проводите сюда. Потом можете быть свободны.
– А кто это?
– Поживее, милочка!
Через минуту в комнату вошли двое мужчин – широкоплечие, с грубыми, будто вырубленными из дерева лицами. Первый, тот, что пониже, с черными волосами и короткой бородкой, жевал жвачку и тотчас принялся шарить цепким взглядом по комнате. Второй, мускулистый бритый верзила с выдающейся челюстью, обернулся вслед выходившей медсестре. Несмотря на такую разную внешность, у гостей было общее выражение глаз, в которых читались равнодушие и презрение к жизни.
– Ну? – уставился на них Лазарь. – Нашли что-нибудь? Бородатый, устало отдуваясь, закатал рукава рубашки.
– Жарковато у вас тут, на юге Франции, – пожаловался он со славянским акцентом.
– Да уж, не Москва, товарищ, – хмыкнул Лазарь.
Бородатый ответил едва заметной улыбкой и еще раз придирчиво оглядел комнату, словно оценивал стоимость обстановки. Лазарь молча ждал, внешне сохраняя невозмутимость, и это было тяжким испытанием для надорванного сердца.
– ЛС-34 толкнули в теневом Инете, – наконец проронил бородатый, перейдя на русский.
Лазарь вздрогнул. Наконец-то! Известие, которого он ждал столько лет больше всего на свете, только что прозвучало!
– Кто толкнул? Где?
– Один из наших спецов проследил продавца до Норвегии. Короче, жена санитара из психушки «Гёустад» решила срубить бабла на продаже препарата после смерти пациента, которому его кололи много лет.
– Стало быть, он мертв… Я последний, – взволнованно пробормотал Лазарь. – Откуда взялся этот ЛС-34?
– К счастью для нас, женушка оказалась в курсе делишек мужа.
– Еще бы! Эти делишки приносили ей неплохой доход, – осклабился бритый верзила.
– Короче, – продолжил бородатый, – муж ей все выбалтывал, ну и она не стала кобениться, когда мы ей объяснили, что от этого зависит жизнь – ее и дочурки. Сразу дала нам координаты фармацевтической фирмы, которая снабжала мужа ЛС-34. Адрес во Франции, в Парижском регионе. Контора называется «Жантикс».
– «Жантикс», – повторил Лазарь, и его глаза расширились, взгляд устремился в пространство, будто он смотрел сон наяву.
Через столько лет безуспешных поисков ему удалось выйти на след своих палачей. Еще немного – и он вырвет у них ответы, которых ждет не дождется, чтобы можно было наконец спокойно умереть.
– Что прикажете делать дальше? – поинтересовался бородатый и, понизив голос, добавил: – Надеюсь, вы не забыли, что после этого мы будем в расчете?
– Поезжайте в «Жантикс» и найдите сотрудников, которые работали там в конце семидесятых. Прежде всего мне нужен некий Натаниэл Эванс. Сделайте все по-тихому. Отвезите тех, кто может пригодиться, в укромное местечко и позвоните мне. Я задам им пару вопросов по телефону.
Бандиты синхронно кивнули.
– А с женой санитара вы как поступили? – спохватился Лазарь.
– Да отпустили ее. Она ж по-любому не побежит в полицию. К тому же мы с вами договаривались – чем меньше трупов, тем лучше, чтобы шум не поднимать.
– Хорошо.
Двое русских молча покинули комнату, и Лазарь безвольно рухнул на подушку. Он побледнел еще больше, взмок от пота – эмоциональный всплеск и усилия, потребовавшиеся для разговора, лишили его последних сил. Зато огонек ненависти в глазах разгорелся пуще прежнего.
Глава 12
Сара даже представить не могла, что ей придется вернуться в Париж при таких обстоятельствах. Склонившись к иллюминатору, она уже различала далеко внизу Эйфелеву башню, выныривавшую из парижского тумана, и у нее щемило сердце.
Там, на вершине этой башни, в середине жаркого июля, Эрик сделал ей предложение. И несмотря на то что сейчас воспоминания причиняли боль, Сара невольно улыбнулась. Она ни разу не видела Эрика таким серьезным. Когда он взял ее за руки и заговорил, его губы и коленки дрожали, и Сара сначала испугалась, что он плохо себя почувствовал после спортивного испытания, которому она его подвергла. Ей, зачарованной красотой Парижа и даже не догадывавшейся о намерениях спутника, пришла в голову безумная идея подняться на пинакль Эйфелевой башни пешком, по лестнице. А Эрик, по доброте душевной и потому, что счел неуместным спорить с женщиной, которую собирался попросить выйти за него замуж, безропотно согласился. Сара, со своей отличной физической подготовкой, легко и беззаботно взлетела на тысячу шестьсот шестьдесят пять ступеней; бедняга Эрик вынужден был постоянно останавливаться, чтобы отдышаться, и дополз на последний этаж с багровым лицом и выпрыгивавшим из груди сердцем. Ему понадобилось двадцать минут, чтобы прийти в себя, и все это время Сара перебегала из одного угла смотровой площадки в другой, стремясь объять взглядом весь необъятно-прекрасный город, а когда Эрик попросил ее сесть рядышком, извинилась за то, что отбила ему вкус к спортивным подвигам на всю оставшуюся жизнь, и заверила, что уже навела справки, где тут искать дефибриллятор. Эрик улыбнулся и, хотя его едва угомонившееся сердце вдруг опять пустилось в пляс, заговорил… После этого уже у Сары дрожали губы и зашкаливал пульс, и Эрик озабоченно спросил, куда все-таки бежать за дефибриллятором, и тогда она, со слезами на глазах, безудержно расхохоталась, а потом прошептала «да».