Эпидемия стерильности. Новый подход к пониманию аллергических и аутоиммунных заболеваний - читать онлайн книгу. Автор: Мойзес Веласкес-Манофф cтр.№ 18

В прошлом так называемые «выгребатели» или «собиратели экскрементов» продавали экскременты из выгребных ям крестьянам в окрестностях Лондона. Во время войн с Испанией в XVII столетии азот, который извлекали из бытовых отходов и экскрементов, использовался в производстве пороха. Однако по мере того, как Лондон разрастался, а крестьянские хозяйства перемещались в отдаленные районы, такая практика утилизации стала неэффективной. Кроме того, как это ни парадоксально, новый тип туалета еще больше усугубил ситуацию. Вместо хранения экскрементов в выгребной яме (старый способ) новые «ватерклозеты» («уборные со смывом») смывали их струей воды. Однако у города не было необходимого оборудования для очистки сточных вод, поэтому нечистоты попадали прямо в его главную водную артерию.

«Теперь Темза стала огромной выгребной ямой, вместо того чтобы у каждого человека была собственная яма», — сетовал один очевидец в 1840 году ^[71]. Хуже всего то, что эта река была приливной. В зависимости от положения Луны происходили то приливы, то отливы, а порой вода в реке просто стояла на месте. Лондон снова и снова купался в собственных нечистотах.

Эта ситуация достигла критической точки в июле 1858 года, когда произошло событие, впоследствии названное «великим зловонием Лондона». Темза стала настолько гнилостной (по словам автора санитарных реформ Майкла Фарадея, она стала «бродильной сточной канавой»), что в недавно отремонтированном здании на берегу реки невозможно созвать парламент.

«Зловоние огромной силы вынудило парламент на законодательном уровне заняться невыносимой ситуацией, сложившейся в Лондоне… Мы искренне рады этому», — писала газета Times в июне 1858 года. Наконец правящие классы приступили к решению проблемы, которую сегодня мы назвали бы катастрофой в области здравоохранения. Ими двигал скорее не альтруизм, а вполне обоснованное беспокойство в связи с тем, что промышленная революция сойдет на нет, утонув в собственной грязи. В конце концов, как рабочие могут трудиться, если они болеют и умирают?

Начались серьезные санитарные реформы. Лондон нанял инженера Джозефа Базэлджета для проектирования канализационной системы, которая должна была переносить сточные воды города на безопасное расстояние вниз по течению. Три десятилетия спустя Темза была уже совсем другой водной артерией: по словам историка Стивена Холидея, она стала «самой чистой городской рекой в мире, какой и остается до сих пор».

На заре XIX столетия, когда индустриализация сотрясала Великобританию, только что получившие независимость Соединенные Штаты Америки оставались преимущественно страной крестьян, поселенцев и колонистов. Согласно данным первой переписи населения США, проведенной в 1790 году, только каждый двадцатый американец был горожанином ^[72]. Большинство американцев жили в деревнях и хуторах.

Возможно, в силу своего преимущественно сельского образа жизни американцы казались европейцам особенно грязными. По словам путешественника из Англии Уильяма Фо, они были «похожими на животных» ^[73]. «Грязные руки, головы и лица повсюду», — отметил он. Соединенные Штаты Америки были тогда развивающейся страной. Обувь была многим не по карману, ее носили разве что зимой. Москиты, клещи и муравьи атаковали людей полчищами. Мухи роем летали над пищей. В 1818 году еще один английский гость описывал жизнь в этой стране так: «На улицах полный беспорядок… повсюду разбросаны куски дерева, лесоматериалов, досок, щепок, а свиньи и коровы бродят повсюду… врассыпную».

Примерно в то же время Чарльз Диккенс описывал Лондон так: «Собаки, неразличимые под грязью, лошади — едва ли лучше: заляпаны по самые наглазники… делают всё новые вклады, слой за слоем, в напластования грязи, которая цепко держится в этих местах на тротуаре» ^[74]. Это описание позволяет предположить, что такая неприязнь обусловлена свойственным британцам презрительным отношением к иностранным подданным. Если не оставить в стороне неопрятный внешний вид, останки скелетов людей, умерших в начале XVIII столетия, свидетельствуют о том, что американцы лучше питались, были более высокими и здоровыми, чем их английские современники ^[75].

По всей вероятности, неопрятность американцев не была нездоровой привычкой, а скорее свидетельствовала о том, что в составе населения страны преобладали сельские жители, которые возделывали землю. Возможно, некоторые американцы даже относились к грязи с почтением. «С точки зрения занимающихся тяжким трудом крестьянских семей из Новой Англии или Среднего Запада грязь была чем-то положительным, даже здоровым, — пишет Суэллен Хой в своей книге Chasing Dirt (“Борьба с грязью”). — Важнее всего было то, что она давала пропитание в виде злаков».

Затем революция, изменившая Великобританию, пришла на американскую землю. Американские города начали расти. В период с 1820 по 1850 год количество жителей среднего квартала Нижнего Манхэттена увеличилось с 157,5 до 272,5 ^[76]. Ирландская иммиграция, вызванная голодом, способствовала этому росту. Подобно Лондону, Нью-Йорк стал отвратительным местом. Домашние животные жили в подвалах. Люди спали на досках, сложенных прямо на откатах грунта. Отходы самого разного рода (в том числе трупы животных и тонны навоза) засоряли городские улицы. (По некоторым оценкам, в Нью-Йорке конца XIX столетия было около 130 000 лошадей, каждая из которых производила в среднем десять килограммов навоза и более литра мочи в день, что эквивалентно 45 мусоровозам с лошадиными экскрементами.)

В 1865 году санитарный реформатор Стивен Смит описал Нью-Йорк как город, утопающий в гниющих фруктах и овощах, трупах животных, золе и человеческих экскрементах. «Печальный факт состоит в том, что примерно 50% смертности в городах обусловлено такими причинами, а значит, этого можно было бы избежать», — написал он впоследствии ^[77]. Газета Medical Times согласилась с этим. «Страна приходит в ужас, когда тысячи людей гибнут в плохо организованной битве, — по всей вероятности, речь идет о Гражданской войне, — но в этом городе каждый год 10 000 человек умирает от болезней, которые могут предотвратить городские власти, — и никого это не шокирует» ^[78]. Такое безразличие не могло длиться вечно.