Королевская кровь. Расколотый мир - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Котова cтр.№ 36

«Ведь они понимают, что это могли быть похороны любого из них, – думал он. – И все равно не могли не прийти сюда».

Да, сверкающие защитами, окруженные охраной, – но они здесь, иначе всей Туре стало бы ясно, что их удалось запугать.

Под слова молитвы литой саркофаг с телом Луциуса Инландера начали опускать вниз, и Люк почувствовал, как сжались на его локте пальцы матери. Берни и Рита стояли по обе стороны от них.

Присутствующие склонили головы, прощаясь. Были здесь и овдовевшая княгиня Форштадтская, и молодой герцог Таммингтон. Не один Люк разглядывал окружающих. Он сам чувствовал на себе многочисленные взгляды аристократов. Все гадали: кого же выберет корона после того, как закончится срок траура. Судя по кучкованию вокруг молодого Таммингтона, явно растерянного таким вниманием, самым вероятным кандидатом считали его. Впрочем, логично: из первой двадцатки он единственный остался в живых.

Люка очень подмывало поинтересоваться, не оборачивается ли милейший коллега по титулу змеем Воздуха, – аура у Таммингтона была крепкой, сияющей, но кто его знает, до какой степени она должна вырасти для оборота? Интерес был не из чистого любопытства, а из чувства самосохранения. Если оборачивается – значит, не слабее его, Люка, и это очень бы порадовало.

Инляндский престол Кембритча не интересовал ни в малейшей степени, а уж если совсем честно, вероятность получить его вызывала ужас, и поэтому различного рода недомолвки и загадки, связанные с отношением к нему Луциуса Инландера, а также усиление его крови браком с Мариной вызывали нехорошие подозрения. И если до частичного разрешения первого вопроса оставалось несколько дней – уже в четверг будет готов анализ, где скажут, является ли он, Люк, сыном графа Джона Кембритча, – то второе даже при утвердительном ответе может сыграть нежелательную роль.

Саркофаг ушел под землю, его накрыли сверху белоснежной мраморной плитой и флагом Инляндии – как и три других. Молитвенная служба закончилась, маленький оркестр тронул инструменты, ударами сердца бухнул барабан – и потекла над разрушенной усыпальницей Песнь Ушедших, как всегда, вызывая своей тоскливой чистотой и солнечной, обнадеживающей радостью в конце ком в горле.

Люк поймал взгляд королевы Василины, почтительно склонил голову, и она едва заметно кивнула в ответ. Утром у них состоялся телефонный разговор – как члену семьи Люку дали личный номер королевы, и его светлость не постеснялся им воспользоваться, потому что вопрос был срочный. Василина Люка выслушала, подумала, о чем-то вполголоса посоветовалась с принцем-консортом и ответила герцогу согласием и обещанием содействовать.

– У вас с Мариной все в порядке, лорд Лукас? – ожидаемо тревожно поинтересовалась она в конце разговора.

– Все прекрасно, ваше величество, – легко соврал он, – я счастлив и делаю все, чтобы и герцогиня была счастлива.

Королева с сомнением помолчала после этих слов. Но, к удивлению Люка, вместо ожидаемых угроз и напоминаний, что дом Рудлог его в порошок сотрет, если он чем-то обидит жену, решилась на чуть большую степень откровенности. И голос ее был мягким:

– Марина – очень сложный человек, лорд Лукас. Пожалуйста, берегите ее. Даже в моменты, когда ее… трудно любить.

– Мне не трудно, ваше величество, – усмехнулся он на этот раз вполне искренне. – Да и вы знаете, я сам не подарок.

– Да, – с почти незаметным упреком проговорила Василина. И повторила: – Берегите ее, Лукас.

Ушли монархи, разъехались с Холма королей аристократы, и Люк с семьей на машине вернулся в Дармоншир-холл, а затем телепортом перешел в замок Вейн. Настроение было премерзким. Впрочем, таким оно было все последние дни, со свадьбы.

Марина замкнулась в себе и на все его попытки примириться отвечала равнодушием и холодностью, и не заставляли ее оттаять ни подарки, ни совместные обеды, ни цветы, ни прикосновения. Лишь один раз в ее глазах мелькнуло что-то похожее на радость – когда вчера, в воскресенье, в конюшни Вейна привезли ее жеребца, Пастуха Августа.

Марина ласково здоровалась с конем, гладила его по умной морде, не обращая внимания на Люка, затем несколько раз провела жеребца по кругу и с сожалением передала конюху, чтобы Пастуха выездили, дали размяться.

– Мне все равно не стоит сейчас ездить верхом, – объяснила она, когда Дармоншир сопровождал ее в замок. – Но… спасибо.

– Чем я могу еще порадовать тебя? – спросил он, целуя пальцы супруги. Марина дернулась, губы ее скривились.

– Ничем, Люк.

Его светлость терпеливо пробовал один способ за другим, терпел поражение, отступал и выжидал, старательно сдерживая тоску, раздражение, желание настоять на своем и заставить ее снова откликаться ему. Задача была сложнейшая – но ему ли бояться сложных задач?

Марина

Замужество – ужасно скучная вещь. Особенно когда мужа видеть не хочешь, на работу ходить запрещено из соображений безопасности (и разумных соображений), к сестрам наведываться в гости – сразу вызывать у них вопросы о том, почему счастливая новобрачная не наслаждается замужеством. Можно было бы заглянуть к Кате, но Тандаджи обязательно доложит об этом Василине, и тоже возникнут вопросы.

Мартину с прошедшим взрывом не до меня, и дергать его некрасиво. За пределы замка выходить нежелательно, так как брак тайный. Можно, конечно, выехать в полумаске, но куда здесь выйти? Мне не хотелось ни в магазины, ни на концерты, хотя Люк с похвальной настойчивостью пытался меня развлечь. Разве что съездить полюбоваться на море, в которое я чуть не улетела на «Колибри»? Чтобы осознать свою глупость до конца?

Теперь, по прошествии нескольких дней, мне было жутко жаль прекрасную машину. И себя было жалко. И Полю, и бедного ребенка, который мог умереть, еще даже в эмбрион не развившись. Как я могла обо всем забыть?

Впрочем, сейчас я бы уже не забыла – второй день ощущала беременность. Начались легкие головокружения, так что по лестницам я спускалась, крепко держась за перила. Меня преследовала сонливость, а еще я литрами пила томатный сок, и мне казалось, что я никогда ничего вкуснее не пробовала.

Единственной отрадой стали ежедневные чаепития с матушкой Люка, леди Шарлоттой. Она обладала замечательным чувством юмора и, несмотря на грусть и горечь, проявляющиеся в ее глазах, оказалась прекрасной собеседницей. Я забывала о тревогах и часто смеялась вместе с ней над рассказами о детстве Люка (и понимала, что с таким сыном у нее обязано было развиться либо чувство юмора, либо невроз), над острыми суждениями об инляндском дворе. Леди Лотта удивительным образом сочетала в себе аристократическую несгибаемость и мягкость, уступчивость, была крайне ненавязчива и добра. Сына она, очевидно, любила до безумия, но в наши отношения не лезла, «мудрых» советов не давала, за что я была ей очень благодарна.

Как-то так получилось, что я потихоньку, оговорками рассказывала ей и о маме, и о своем детстве, и даже о годах учебы и работы. Бывают такие люди, к которым проникаешься доверием сразу.