– Без подъемных в рай не попадешь, дорогуша.
Он не стал спорить. Пошарив в карманах, нашел бумажник. Глаза девицы алчно загорелись. Фернандито вынул пачку купюр и отдал ей, не считая.
– У меня больше нет. Этого хватит?
Проститутка положила деньги на столик и посмотрел ему в лицо с хорошо разыгранной нежностью.
– Я Матильда, но можешь называть меня, как тебе заблагорассудится.
– Как обычно вас называют?
– По-разному. Шалавой, шлюхой, сукой, именем жены или матери… Однажды совестливый семинарист окрестил меня mater. Я подумала, что он оговорился и хотел сказать «сортир», но оказалось, это слово означает «мама» по-латыни.
– А я Фернандо, хотя все зовут меня Фернандито.
– Признайся, Фернандо, ты когда-нибудь был с женщиной?
Он слабо кивнул. Плохой признак.
– Знаешь, что делать?
– Вообще-то, я только хотел недолго посидеть тут. Нам не обязательно что-либо делать.
Матильда нахмурилась. Извращенцы хуже всех. Решив исправить положение, она расстегнула пряжку ремня у него на поясе и попробовала спустить брюки. Фернандито остановил ее.
– Не бойся, солнышко.
– Вас, Матильда, я не боюсь.
Она прекратила попытки раздеть его и спросила:
– За тобой следят?
Он кивнул.
– Ясно. Полиция?
– Похоже, да.
Матильда встала с колен и села с ним рядом.
– Ты точно ничего не хочешь?
– Только переждать тут некоторое время. Если не возражаете.
– Я тебе не нравлюсь?
– Вы очень привлекательны.
Она тихо рассмеялась:
– У тебя есть любимая девушка?
Фернандито не ответил.
– Есть, точно. Ну же, скажи, как зовут твою невесту?
– Она мне не невеста.
Матильда внимательно смотрела на него.
– Ее имя – Алисия, – произнес он.
– Я уверена, что умею гораздо больше, чем твоя Алисия.
Фернандито подумал, что не представляет, что умеет или не умеет Алисия, и вовсе не из-за недостатка воображения. Матильда наблюдала за ним. Она легла на спину и взяла его за руку. Приглядевшись к ней в свете тусклой лампочки, придававшей ее коже желтоватый оттенок, Фернандито сообразил, что Матильда была намного моложе, чем ему показалось вначале, и старше него на четыре-пять лет.
– Если хочешь, я могу научить, как приласкать девушку.
– Я знаю, как это делается, – пробормотал он.
– Мужчины понятия не имеют, как нужно ласкать девушку, дорогуша. Поверь мне. Даже у самого опытного пальцы не лучше кукурузных початков. Давай-ка, ложись рядом.
Фернандито одолевали сомнения.
– Раздень меня. Не торопись. Чем медленнее ты раздеваешь девушку, тем быстрее ты ее покоришь. Представь, что на моем месте Алисия. Наверняка я на нее даже немного похожа.
«Как яйцо на каштан», – подумал он. Но, несмотря на очевидное несоответствие, перед глазами возник образ Алисии, лежавшей перед ним на ложе, запрокинув руки за голову. Фернандито стиснул кулаки, чтобы унять дрожь.
– Алисия ни о чем не узнает. Я сохраню тайну. Давай же.
19
В глубине закоулка, в том месте, где улица Оспиталь теряла свое умиротворяющее название, утопая в тени, возвышалось мрачное здание. Казалось, лучи солнца никогда не касались его стен. Железные ворота преграждали вход, и не было ни одной надписи или таблички, объяснявшей, что находилось внутри. Полицейская машина остановилась около этого дома. Варгас и Линарес вышли из салона.
– Этот горемыка все еще служит тут? – спросил Варгас.
– Сомневаюсь, что предложения сменить место работы сыплются на него дождем, – отозвался Линарес, нажимая кнопку звонка.
Минуту они ждали, когда откроется дверь. Офицеров встретил тяжелым немигающим взглядом персонаж непривлекательной наружности, пропустивший их в здание с хмурым выражением лица.
– Я думал, вы умерли, – заявил он вместо приветствия, узнав Варгаса.
– Я тоже вспоминал о вас, Браулио.
Ветераны, давно служившие в полиции, хорошо знали Браулио, человечка с продубленной формалином кожей и неровной походкой. Он исполнял обязанности курьера, помощника патологоанатома и штатного привидения. По донесениям сплетников, Браулио обитал в подвале морга, творчески приспосабливая к своим нуждам ветошь и рухлядь. Он старился, прикрываясь периной, кишевшей клопами, и донашивая единственную смену одежды, которая была на нем, когда Браулио в шестнадцать лет поступил в мертвецкий покой при весьма трагических обстоятельствах.
– Доктор ждет вас.
Варгас с Линаресом последовали за ним по длинным, пропитанным сыростью и затянутым зеленоватым мороком коридорам, которые уводили в глубину здания. Черная легенда гласила, что Браулио привезли в морг тридцать лет назад после несчастного случая: у рынка Сан-Антонио его переехал трамвай, когда он улепетывал с места преступления – неудавшейся кражи тощей курицы или, по другой версии, узелка с нижним бельем. Водитель забиравшей его «скорой помощи», увидев месиво из костей, а также руки и ноги, вывернутые под немыслимым углом, сразу объявил пострадавшего мертвым. Погрузив тело в машину, как мешок с мусором, санитар сначала остановился в сомнительном заведении на улице Комерсио. И лишь пропустив стаканчик с приятелем, он сподобился доставить обезображенный комок окровавленной плоти в морг, принадлежавший полицейскому управлению в Равале, – только потому, что ехать до него было намного ближе, чем до морга больницы. Едва патологоанатом-стажер примерился воткнуть в тело скальпель и сделать разрез, как покойник широко распахнул глаза и мгновенно ожил. Журналисты преподнесли происшествие как чудо, сотворенное национальной системой здравоохранения. История получила широкое освещение в местной прессе: была середина лета, и газеты охотно писали о курьезных случаях и разных пустяках, чтобы взбодрить публику во время мертвого сезона отпусков. «Несчастный чудом возродился на пороге смерти», – сообщали «Всемирные новости» на первой странице.
Известность и слава Браулио оказались скоротечными, что вполне соответствовало легкомысленным веяниям времени. Вдобавок стало известно о воистину безобразной наружности потерпевшего, который страдал еще и хроническим вздутием живота, потому что его толстый кишечник был перевит наподобие косички. И читателям ничего не оставалось, кроме как поскорее забыть о нем, вновь обратив пристальное внимание на жизнь шансонеток и звезд футбола. Несчастный Браулио, вкусив сладость славы, тяжело пережил возвращение в унизительную безвестность. Он надумал покончить с собой, объевшись пончиками после Великого поста. Однако в тот момент, когда из-за жесточайшего приступа колита вследствие обжорства Браулио восседал на унитазе, его постигло озарение. Он увидел свет и понял, что Господь в тайных своих замыслах определил ему жизнь в глубокой тени, обслуживая rigor mortis и все, что этому явлению сопутствовало.