В 10-е годы XX в. негласным агентам Главного управления Генерального штаба и штабов военных округов присваиваются порядковые номера (при этом отсутствует какая-либо систематизация и последовательность).
Пять из шести агентурных организаций действовали на Востоке и в Азии, четыре из них возглавлялись негласными военными агентами: № 6 — в Корее (Н. Н. Бирюков, консул в Гензане); № 14 — в Маньчжурии (C. В. Афанасьев, консул в Цицикаре); № 15 — в Корее и Маньчжурии (В. И. Надаров, вице-консул в Янцзыфу); № 20 — в Монголии (В. Ф. Ладыгин, коммерческий агент на Китайской Восточной железной дороге); № 23 — в Азербайджане (Андриевский, военный секретарь в Урмии).
На Западе имелась всего одна агентурная организация № 30 в Западной Германии, руководитель ее, вышедший в отставку полковник Отдельного корпуса жандармов, В. Н. Лавров проживал во Франции. В течение 1914 г. планировалось развернуть еще две агентурных организации ГУГШ в Западной Европе: в Австро-Венгрии и в Восточной Германии. Руководитель под номером 31 полковник Отдельного корпуса жандармов М. Ф. фон Коттен (с 29.12.1909 по 1914 — начальник Санкт-Петербургского охранного отделения) жил в Швейцарии под псевдонимом Викторов. С началом войны в 1914 г. агентурная организация № 31, находившаяся в стадии формирования, и агентурная организация № 30 прекратили свое существование.
Из шести негласных агентов четверо работали на Востоке и в Азии: № 12 — в Китае (Брей); № 17 — в Индии (М. С. Андреев); № 18 — в Сеистане (А. И. Выгорницкий); № 22 — в Китае (Чжао-юй-тин) и только двое — на Западе: № 118 — в Румынии и Болгарии (Шнейдер) и № 87 — в Германии (авторы документа или не знали того, кому был присвоен этот номер, или же не сочли нужным приводить его фамилию; скорее всего, первое). О № 87 было сказано: «Работает на германском фронте по Австро-Венгрии, поставил интересные данные из германского генерального штаба о влиянии босне-герцеговинских укреплений на общий план действий австрийцев»
[841].
К категории негласных агентов были отнесены не только иностранцы, но и подданные России, служившие за рубежом в государственных и негосударственных учреждениях или проживавшие за границей как частные лица. Нехватка опытных негласных агентов приводила к тому, что повторно привлекались к сотрудничеству с разведкой уже проваленные агенты. Так, китаец Чжао-юй-тин «в 1908 году был принят на постоянную службу Главного управления Генерального штаба в качестве негласного агента по разведке в Пекине, где под руководством военного агента издавал на наши средства китайскую газету и работал не без успеха по документальной разведке». Уже в 1910 г. Чжао-юй-тин, проходивший по документам как негласный агент № 1, был арестован «по обвинению в военном шпионстве в пользу России, но за недоказанностью сего обвинения, осужден за политическую пропаганду к заключению в тюрьму», из которой был освобожден в середине 1912 г. ГУГШ сочло, что «принятие вновь на службу по разведке этого развитого и опытного агента, казалось бы, представляется весьма желательным», что и было сделано
[842].
Накануне Первой мировой войны появляется и такая категория агентов, как агенты-вербовщики. Согласно документу, датированному 1908 годом, Главное управление Генерального штаба предусматривало иметь следующее количество агентов-вербовщиков за границей:
«Париж — 1;
Лондон — 1;
Вашингтон — 2;
Брюссель — 3;
Швейцария — 4».
«Их назначение, — указывалось в документе, — вербовать агентов преимущественно среди офицеров, попавших в затруднительное материальное положение, добывать секретные документы; кроме того, держать ГУГШ в курсе современного состояния дела разведки в Европе (Америке), ее приемов, организации»
[843]. Агенты-вербовщики, по мнению составителей документа, «должны были комплектоваться из интеллигентных людей, по возможности, из высшего сословия».
В ноябре 1909 г. делопроизводитель 5-го (разведывательного) делопроизводства части 1-го обер-квартирмейстераУправления генерал-квартирмейстера ГУГШ полковник Генерального штаба Н. А. Монкевиц констатировал, что вся разведка может быть разделена на две категории: случайную и постоянную, а агенты соответственно получали наименование случайный разведчик и профессиональный разведчик.
«Разведка случайная. Очень часто благоприятный, неповторяющийся случай толкнет человека передать сведения и притом немедленно, — писал Монкевиц. — Таким случаем военный агент должен пользоваться, конечно, с надлежащим разбором и осторожностью. Случайный разведчик очень часто на систематическое шпионство не пойдет; получит деньги за проданное и забастует. Но пользоваться им надо.
Разведка постоянная через профессиональных разведчиков. Эта разведка должна быть организована из Петербурга, и ее на военных агентов возложить нельзя. Однако военные агенты должны быть в курсе дел и иногда должны передавать в Петербург с курьерами осторожно переданные им материалы для отправления»
[844].
В 1909 г. в ГУГШ наряду с «Инструкцией военным агентам и лицам, их заменяющим» был подготовлен проект «Указаний военным агентам по ведению негласной разведки», который вводил в оборот новые разведывательные термины: негласная разведка, сеть негласных агентов и словосочетания насаждение сети негласных агентов, развитие сети негласных агентов.
Проекты «Инструкции» и «Указаний» были разосланы на отзыв, в том числе и военным агентам. Больших споров проект «Инструкции» не вызвал, она была своевременной и отражала фактические изменения в деятельности разведчиков под официальным прикрытием.
Как и следовало ожидать, камнем преткновения явились указания, определявшие отношение военного агента к негласной агентуре и требования, имевшие отношение к организации работы с нею, — насаждение и развитие сети негласных агентов. Первый пункт «Указаний» гласил: «Для успешного выполнения задач, указанных в п. 2-м “Инструкции военным агентам”, а равно для обеспечения нашей осведомленности о вероятных противниках в случае вооруженного столкновения с ними, военные агенты обязаны всемерно заботиться о насаждении за границею и постоянном развитии сети негласных агентов, руководствуясь данными каждому агенту по сему предмету Главным управлением Генерального штаба указаниями и обстановкой»
[845]. Военным агентам предписывалось «уделять первостепенное внимание руководству деятельностью названной сети в мирное время и обеспечению ее связи с Россией в военное время»
[846]. Именно это однозначное положение вызывало яростные споры. Все корреспонденты высказали отрицательное отношение по данному вопросу. Среди высказавшихся против того, чтобы вменять в обязанность военных агентов ведение негласной разведки, были И. А. Хольмсена, И. М. Морель, Н. М. Потапов, Е.-Л. К. Миллер и М. К Марченко — военные агенты в Османской империи, Японии, Черногории, Италии и Австро-Венгрии. «Военные агенты, — писал полковник Миллер, — как лица официальные. находятся на виду у всех; за ними весьма легко может быть установлено самое внимательное наблюдение со дня прибытия в государство. Поэтому можно быть уверенным, что военный агент очень скоро будет скомпрометирован, а созданная им организация тайной разведки будет нарушена. Поручая кому-либо организацию такого деликатного дела, как тайная разведка, необходимо поставить его в наиболее благоприятные условия для выполнения данной ему задачи; между тем положение военного агента является наименее благоприятным для организации и ведения тайной разведки, требующих постоянных скрытных сношений с агентами»
[847]. Справедливость этих возражений очевидна. «Поэтому… можно сделать единственный логичный вывод, что организация и ведение разведки, — продолжал свою мысль военный разведчик, — должно быть возложено на офицера Генерального штаба, но не в роли военного агента или вообще официального лица, а проживающего в любом городе данной страны, предпочтительно не в столице и имеющего вполне определенное явное частное занятие».