Ненаглядный призрак - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Сахновский cтр.№ 22

Я обернулся: шагах в пяти, на краю аллеи стояла Дюймовочка на высоченных каблуках и неловко улыбалась.

Она сказала:

– Привет. Хорошо выглядишь! А мне казалось, ты лежишь весь в гипсе и в бинтах.

– Спасибо, уже не лежу. Как ты меня разыскала?

– Пришлось уйти с работы пораньше. Я тут, через дорогу, в «Русском кредите». Ты правильно погадал.

– Ничего себе гадание! Я думал, это был намёк, что придётся мне каким-то кредитом или деньгами заниматься. Значит, получается, не деньгами, а тобой? Если ты не будешь возражать.

Тут она посмотрела на меня с такой радиоактивной нежностью, ради которой уж точно стоило дожить до этих безнадёжно взрослых лет. И ответила:

– Я не буду возражать.

День добрый. Я являюсь корреспондентом газеты «Городские ведомости». А раньше я долгое время являлся сотрудником редакции «Областные огни». Мне нравится моя работа, несмотря на то что платят за неё очень мало.

Лучше всего у меня получается брать интервью – особенно у знаменитых людей. Для этого нужно быть проницательным и глубоким психологом, иначе собеседник не захочет раскрыть тебе свою знаменитую душу. Правда, встречаются наглые, избалованные персоны, для которых интервью служит только способом покрасоваться перед публикой. Я бы не стал с ними общаться, если бы этого не требовал мой шеф.

Совсем недавно я беседовал с одним модным дизайнером, который пытался произвести на меня эффектное впечатление хвастливым рассказом о своей службе в военно-морских силах. Я как можно точнее записал его слова и срочно отдал текст интервью главному редактору. Даже сверхсрочно, потому что это было приказание господина Федюшина, владельца «Городских ведомостей». Не знаю, что именно его не устроило в моей работе, но, по словам редактора, господин Федюшин, когда прочитал интервью, безо всяких объяснений порвал его на куски и швырнул в мусорную корзину. А меня лишили премии, не говоря уже про гонорар.

Журналистам вообще свойственно остроумничать по любому поводу. Но я не одобряю своих коллег, когда они за глаза называют босса Федюшей. Я даже сделал замечание нашей корректорше Даше Рукенглаз. Она мне в ответ посоветовала прочесть поэта Бродского, который выражался в том смысле, что свобода – это когда не помнишь отчество начальника. А по-моему, это панибратство и неуважение к человеку, который является крупной личностью. Не Бродский является, а Федюшин, я имею в виду, Геннадий Ильич. Хотя и Бродский, наверно, тоже.

С Геннадием Ильичом был связан один случай, который очень заметно повлиял на меня и мою текущую жизнь. В каком-то смысле даже судьбоносно повлиял. Я до сих пор никому не признавался, а теперь вот хочу рассказать.

Помню, тот день начался мелкой неприятностью. Утром я испортил приличные брюки, в которых хожу на работу: по рассеянности уселся на жвачку, прилепленную к кухонному табурету моим сыном Алёшей. Липкую резинку мне отчистить удалось, но сзади на тёмной ткани осталось белёсое пятно. (Есть ещё брюки от костюма, но они уже некрасиво лоснятся, а других выходных брюк у меня нет.) Вынужден был идти на работу с пятном и стараться поменьше поворачиваться к окружающим людям спиной.

Я тогда ещё не подозревал, что сразу после обеда меня вызовет к себе поговорить (впервые!) сам Федюшин. Не просто поговорить, а попросить у меня помощи в жизненно важном вопросе. Он – у меня!..

За мной в редакцию прислали чёрный «мерседес», чтобы отвезти в офис Геннадия Ильича. Мчались как на пожар, иногда по встречной полосе, обгоняя поток машин. Но затем в приёмной потребовалось ждать минут тридцать. Там сидела секретарша с очень эффектной внешностью – не хуже, чем у героини оперетты, и она отвечала на все звонки, что господин Федюшин отъехал, а вернётся только к концу дня. Через полчаса он вышел, не глядя пожал мне руку и впустил в кабинет.

Усадил меня за стеклянный столик возле камина – как гостя, а не как подчинённого. Кофе с конфетами совсем не хотелось, но отказаться я не смог. Было настолько приятно ощущать себя нужным и желанным человеком для такой персоны, как Федюшин, что я не сразу вник в тему разговора.

Геннадий Ильич был совсем не в духе. Он с полуслова начал ругать какого-то Вадика, назвав его засранцем не менее трёх раз. При этом глядел на меня вопросительно, как будто ждал моральной поддержки. Я невольно кивнул, но он нахмурился ещё сильней.

Постепенно выяснилось, что Вадик – родной сын господина Федюшина, девятнадцатилетний изнеженный олух, которому отец ни разу ни в чём не отказывал, даже купил на день рождения новенький «ауди кабриолет». И теперь этот ребёночек преподнес родителям сюрприз, который не сравнишь с мелкими пакостями моего сына Алёши, вроде жевательной резинки на штанах. Вадик увлёкся нюханьем кокаина. А месяц назад у него заметили следы уколов на левой руке.

В настоящее время Вадик сидит под домашним арестом и целыми днями c кем-то шепчется по телефону. Он объявил отцу и матери, что завязывать не собирается, потому что «герыч – это круто». Геннадий Ильич понимает, что надо безотлагательно действовать, но пока не знает – как. Нашим наркологическим больницам он не доверяет, а посылать сына лечиться за границей, считает, рискованно: совсем выйдет из-под контроля.

Встретиться со мной господин Федюшин захотел по той причине, что прочитал в газете интервью, которое я взял у архиепископа Лаврентия. Тот рассказывал, как церковь спасает молодёжь, помогает ей избегать дьявольских искушений, и упомянул один случай, когда монахи Святоозёрского мужского монастыря взяли к себе в качестве послушника юношу-наркомана, чтобы его перевоспитать в строгости и чистоте. Этот маленький монастырь запрятан в непроходимой глуши, вокруг на сотни километров только болота и леса, условия там суровейшие, и новичку, если и вздумается, никак не сбежать.

После того интервью мы остались в хороших отношениях с владыкой Лаврентием. Он запомнил меня, иногда приглашал к себе и общался довольно непринуждённо, мог даже в моём присутствии ругнуться: «Хрен знает…» – но сразу же поправлялся: «Прости, Господи!»

Геннадий Ильич усмотрел в истории с монастырём спасительную подсказку, однако сам не решился обратиться за помощью к святым отцам, потому что в прошлом году, несмотря на просьбу епархии, отказался пожертвовать деньги на реконструкцию Ипатьевской часовни. Теперь ему неудобно из-за этого, и он надеется на моё ходатайство как на последний шанс.

Конечно, я обещал как можно скорее позвонить архиепископу, а потом доложить результат. Геннадий Ильич вдруг поднялся из-за стола, и я чуть не уронил чашку с недопитым кофе – мне пришлось тоже быстро встать, чтобы не сидеть перед ним, стоящим.

Он сказал:

– Если надо, звони в любое время суток. Очень рассчитываю на тебя. Я в долгу не останусь!..

И после рукопожатия выразительно так повторил:

– В долгу не останусь.

Меня отвезли на том же чёрном «мерседесе» назад в редакцию. В коридоре я встретил главного редактора, который уже весь чесался от желания разузнать, по какому делу меня вызывал Геннадий Ильич. Я ответил, что дело сугубо личное, и редактор взглянул на меня с неприязнью.