Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая - читать онлайн книгу. Автор: Александра Давид-Неэль cтр.№ 128

Я оставалась там с полчаса, как вдруг началась суматоха. Из соседней хижины выскочили люди и принялись о чем-то просить хозяина дома, в котором я находилась. Тот отчаянно махал руками и громко кричал, не поддаваясь на уговоры. Я поняла, что «кое-что» следует отнести «кое-куда» и что владельцы обеих хижин не желают держать у себя это «нечто».

В конце концов мне стало ясно, что речь идет о теле внезапно скончавшегося столяра, которого я встретила на дороге. Вероятно, он пришел сюда немного позже меня, так как я. его не видела. Очевидно, у бедняги произошло кровоизлияние в мозг от холодного ветра, что и свело его в могилу.

Эта трагедия произошла прямо в горах. Впоследствии я узнала, что ремесленник возвращался домой, завершив работу где-то на краю провинции.

Несмотря на расположенное поблизости кладбище с разыгрывавшимися там мрачными представлениями, траурные процессии, шествовавшие одна за другой мимо моего дома, а также смертные казни, происходившие в двух шагах от него, эпитет «отрадная», в шутку присвоенный мной близлежащей местности, временами оказывался точным без всякой иронии.

Это происходило главным образом, когда японские самолеты, рыскавшие возле приграничных областей Сикана, сеяли здесь тревогу. Сирена была установлена в центре города, но ее слишком слабый звук не достигал окраин. Чтобы устранить этот недостаток, была придумана сигнальная система. В разных местах водружались маленькие флажки, и полицейские разгуливали по городу со стягами в руках. Желтый флаг означал: самолеты движутся к Сикану, красный — они пересекли границу провинции, черный — они приближаются к нам.

Вскоре обитатели Дацзяньлу перестали выходить йз своих домов при виде желтого стяга или при первых завываниях сирены. Эти сигналы видели и слышали слишком часто, а самолеты так и не показывались. С появлением красных флагов начиналось массовое движение за пределы города, а черные флаги наряду с прерывистыми гудками сирены были причиной поспешного бегства — относительно быстрого, а не панического: китайцы и кампа отнюдь не впечатлительны.

В такие периоды близлежащее кладбище приобретало новый, неожиданный и далеко не печальный облик. Для горожан не было оборудовано ни одного бомбоубежища. На открытой местности они являли собой прекрасные мишени для авиапулеметов, способных уничтожить сотни людей в мгновение ока; здешние обитатели, похоже, об этом не думали. Они лишь старались поскорее выбраться из своего городка с деревянными домиками, теснившимися в ущелье. Было бы достаточно двух-трех зажигательных бомб, чтобы превратить его в пылающий костер.

Каждый хватал самые ценные вещи и устремлялся к ближайшему полю. Для жителей южных районов таким «полем» служило большое кладбище.

Люди располагались группами среди могил либо садились на поросших дерном холмах древнейших захоронений и принимались болтать и смеяться, явно наслаждаясь приятным отдыхом на свежем воздухе.

Воздушные тревоги участились, и беглецам приходилось все дольше оставаться за пределами города, ворота которого в такие моменты запирали; люди стали брать с собой провизию и устраивать трапезы на могилах, чем не преминули воспользоваться находчивые китайские торговцы, зачастившие сюда со своим товаром: фруктами, сухарями, леденцами и сигаретами. Затем на кладбище появился какой-то трактирщик с походной кухней, снабжавший земляков лапшой и горячими сосисками. Другой купец стал торговать местной, ужасно крепкой водкой, от которой исходил такой же запах, как от нашей сивухи. После этого простолюдины, которые и до этого не выглядели слишком напуганными, совсем развеселились.

Однажды во второй половине дня священник притащил под полой освященное облачение, украденное им из часовни миссии. У него из-под пальто с оторванными пуговицами выглядывала белоснежно-золотистая перевязь, изумившая тех, кто ее видел. Праздные зеваки разыскали в толпе китайцев-христиан и принялись их расспрашивать. Очевидно, эти люди отвечали им нечто вроде: «Он похитил нашего Бога», ибо один толстый местный купец изрек такую мудрость: «Вместо того чтобы находиться под защитой своего Бога, он сам решил его защищать». Но это было произнесено добродушно, без ехидства. Было ясно, что славный китаец хотел лишь этим сказать, что у иностранцев странные боги, и он отнюдь не собирается осуждать чужие обычаи и нравы. Этим иностранцам не понять законов китайской логики.

Впрочем, японские самолеты так и не долетели до Сикана, хотя Ланьчжоу, Ганьсу и столица Цинхая Синин подвергались воздушным обстрелам, и я с улыбкой вспоминаю часы тревог, проведенные на кладбище у южных ворот города.

Несколько позже мне снова довелось пережить зловещие ночные бомбежки ^[142]. Японцы возобновили налеты на Чэнду, куда я вернулась. Обитатели французского консульства и их друзья разбредались по большому саду в полной тишине и кромешном мраке, а грозные стальные птицы летали над нашими головами; затем вблизи или издалека слышался грохот взрывов, временами виднелись алые отблески пожаров… Хотя мы и не веселились, подобно жителям Дацзяньлу, вскоре нас охватило такое же безразличие. При звуках «тревог» я даже не удосуживалась выйти из комнаты и, просыпаясь от рева сирен, вновь крепко засыпала.

Мне хотелось бы поскорее перейти к менее мрачным темам, хотя неприятного и в дальнейшем повествовании достаточно, ведь данная книга — не вымысел, а картина подлинных, пережитых событий, которые я стараюсь достоверно описывать.

Как и в Цинхае, в Сикане далеко не безопасно. На дорогах часто происходят убийства. Даже в Дацзяньлу неразумно выходить из дома поздним вечером, чтобы не подвергаться риску быть ограбленным.

По ночам орудуют банды. Случается, вооруженные люди врываются в дом и под дулом пистолета заставляют хозяев отдать им деньги, украшения либо товары. Не дожидаясь темноты, один или двое субъектов заходят порой в какую-нибудь лавку и решительно требуют деньги из кассы. Спящие люди, просыпаясь, с неприятным изумлением видят, что в их спальню проник грабитель, проделавший отверстие в крыше, и забирает все, что он считает нужным. Жертва ограбления редко отваживается броситься на вора или позвать на помощь. Злоумышленник почти всегда вооружен, и в любом случае у него есть подельники, которые могут рассчитаться с теми, из-за кого он пострадал. Опасаясь за свою жизнь, несчастный, которого грабят, притворяется спящим, даже если — и такое случалось — вор нагло зажигает настольную лампу или включает электричество, чтобы выбрать то, что ему приглянется, при ярком свете.

Горожане винят в этих преступлениях солдат из гарнизона. Возможно, они отчасти правы, но не совсем — в округе хватает и китайских, и тибетских разбойников. Местные солдаты — наемники, причем часть из них были взяты в армию насильно; им мало платят, довольно скудно кормят. Вот почему, не являясь по природе дурными людьми, они могут поддаться искушению раздобыть карманных денег. Кроме того, граница между солдатом и бандитом всегда была и до сих пор остается в Китае призрачной: один и тот же человек может время от времени переступать эту незримую черту и представать то в одном, то в другом обличье.