Зимой продовольственные отряды объехали множество деревень, договариваясь со старейшинами о заготовке съестных припасов и фуража, которые армия по пути следования будет потом забирать за хорошую плату.
И вот мы движемся по намеченному маршруту, но нигде никаких складов нет.
Вступая в каждую мелкую деревушку, мы просто умоляем старейшин, ради них же самих, собрать хоть что-нибудь для приближающихся войск. Если солдаты ничего не найдут, страшно представить, чем все это обернется. Крепких мужчин в селениях не осталось, все они отправились к Спитамену. Мы имеем дело с одними старыми пердунами, а те наотрез отказываются что-либо предпринимать, равно как и покидать свои халупы.
Что с ними будет?
— Да ничего такого, чего не случалось бы с ними раньше, — ворчит Стефан.
Южнее Окса Афганистан изрезан зубчатыми, охристого цвета горами, между которыми лежат голые, пыльные, безжизненные долины.
В каждой долине разбросано множество укреплений — древних, изрядно обветшавших прибежищ вечно грызущихся между собою племен. Те форты, что поосновательней, македонцы переустраивают и размещают в них гарнизоны, остальные сравнивают с землей. Нам выпадает случай провести пару дней с инженерной командой, и словоохотливый руководитель работ показывает любознательному служивому люду, что в его деле к чему. Раньше я как-то не задумывался об этих вещах. Обнеси лагерь прочной каменной кладкой — и вот тебе цитадель. Но, оказывается, одной несокрушимости маловато: хорошая крепость должна являть собой звено в целой цепи подобных твердынь, обязательно рассредоточенных так, чтобы их гарнизоны имели связь и возможность в случае нужды прийти друг другу на помощь.
Многое значит и расположение цитадели — ей надлежит господствовать над округой и контролировать подступы к своим стенам.
Современная система взаимосвязанных укреплений вполне способна сбить спесь с любого нагло решившегося атаковать ее войска. Прорвав первую линию обороны, противник наталкивается на вторую и бестолково мечется в зоне всестороннего массированного обстрела. Обустройством таких капканов и занята наша военная инженерия. Обходясь только подручными материалами и минимальным набором инструментов, эти парни неутомимо латают полуразвалившиеся афганские крепостишки, творя при этом настоящие чудеса.
Наш отряд движется на север, патрулируя свой кусок территории, обеспечивая порядок. Дорог здесь нет, только припорошенные пылью плато со змеиными извивающимися следами, обмелевшие речные русла да выветренные ущелья. Навстречу нам вереницами тянутся беженцы. Женщины, закутанные так, что видны лишь глаза, несут узлы с пожитками на головах, за ними плетутся усталые дети и изнывающие от зноя собаки. Стариков везут в тачках. Иных, совсем дряхлых, тащат на волокушах истощенные, еле переставляющие ноги ослы.
В прошлом году всех этих бедолаг повязали бы, чтобы потом продать в рабство, но ныне мы на них даже не смотрим. Кому они нужны? Кто их купит?
Эти изгнанные из своих хижин афганцы полны решимости преодолеть сотни миль, хотя понятия не имеют, что ожидает их за далекими горизонтами. Похоже, они так же тупы, как и упрямы. Впрочем, нарик та? Какая разница?
Выехав на гребень холма, мы придерживаем коней и оглядываемся. Над парой десятков разоренных селений поднимается дым. Ну что тут скажешь? Спустившись к очередной деревушке, мы опять будем убеждать селян спасать свои шкуры, и они нас опять не поймут. Не слушают они нас, вот и все, — по глазам видно, не слышат.
У Шинар тоже бывают такие глаза. Так смотрела она на меня в кухоньке Дарии, где истекала кровью, вытравив плод. Так глядят афганские матери, в чьи дома врываются маки, чтобы схватить и утащить во тьму их сыновей. Гнев и боль в этом взгляде не главное, их застилает всепоглощающее смирение, покорность той неведомой силе, которую мы зовем неизбежностью и в которой они зрят божественное начало.
Так смотрят животные, а не люди, так смотрели бы камни. Этой печали можно бы посочувствовать, но сострадание тут неуместно, потому что туземцы просто пропитаны ненавистью и отвращением к нам. Стараться облегчить их участь значит свалять дурака, ибо в душе они если и не счастливы в том смысле, который вкладывают в это понятие жители Запада, то по меньшей мере едины со своим бытием и не испытывают никакого разлада.
Кто мы такие, чтобы учить их иному?
Ко мне рысцой подъезжает Флаг.
— Эй, опять думаешь?
Я смеюсь.
— Небось о своей девчонке, а?
Он уже слышал о «хвори» Шинар. Да и все уже знают.
— Почему бы тебе на ней не жениться?
— Точно, вот будет парочка.
— Выправи обратную подорожную, — говорит он, имея в виду боевое увечье, позволяющее мне бросить службу, — и вези ее в Македонию.
Мы рысим по плоскогорью настолько безжизненному, что там нечем поживиться не только нам, но и нашим лошадкам.
— Я толковал с ней, ты ведь знаешь, — говорю я, махнув рукой. — Насчет того, чтобы забрать ее отсюда. От всего этого. Обещал все устроить.
— Ага, — усмехается Флаг. — Я и сам обещаю. Всякий раз.
— Нет, — сержусь я. — Я серьезно.
Флаг смеется:
— Я тоже.
32
Армия продвигается вперед пятью колоннами, покрывая по фронту пространство в двести восемьдесят миль. Командуют соединениями Гефестион, Птолемей, Пердикка, Койн с Артабазом (совместно) и сам Александр. Зоны между наступающими войсками именуются «волчьими», это враждебные территории, где невозбранно рыщут неприятельские шайки. Чтобы их урезонить, в пустыню высылаются патрули.
Существуют три типа подобных вылазок — прощупывание, глубокое зондирование и разведка боем. В первом случае рейды производятся малыми группами (по два, по три человека), но во втором и особенно в третьем требуется уже гораздо больше бойцов (численность их иногда возрастает до сотен). Задачи вылазок всегда схожие: поиск врага, оценка его мощи (желательно с захватом «языков») и возвращение назад со сведениями, могущими позволить нашим колоннам уберечься от нападений на марше и самим принять меры к преследованию и уничтожению обнаруженного противника.
Перед большим наступлением Александр собирает всех своих воинов в Бактре у подножия Бал Тегриб (Каменной горы). Если понадобится, возведенная на ней крепость может свободно вместить и сто тысяч солдат.
— Братья, вы устали от этой войны?
Армия взрывается громкими криками.
— Я тоже! — восклицает Александр. — Клянусь царством Аида, я тоже!
В своей дальнейшей речи наш государь сравнивает Афганистан с огромным неприбранным помещением, где он собирается навести чистоту. Борьба с лишним мусором начнется прямо от Бактры. Мы двинемся на север, подавляя всякое недовольство и перетряхивая каждое, даже самое отдаленное и незначительное, селение. Да, соглашается Александр, нам предстоит покорить тот самый край, который мы в ходе прошлогодней кампании уже вроде бы завоевали. Но на сей раз мы сделаем это окончательно и бесповоротно.