Волк по имени Ромео. Как дикий зверь покорил сердца целого города - читать онлайн книгу. Автор: Ник Дженс cтр.№ 5

На самом деле даже окрас этого волка свидетельствовал о смешении генов диких и домашних псовых. Новейшее исследование в области генетических маркеров, проведенное международной командой биологов в 2007 году, которое финансировал Национальный научный фонд США, выявило, что черный окрас волков (часто встречающийся в Северной Америке и крайне редко в Европе и Азии) является результатом давних скрещиваний с домашними собаками ^[1]. Начало этому процессу было положено еще во времена ранних североамериканских индейцев, или коренных американцев, несколько тысяч лет назад, когда к человеческим жилищам подходили не только волки, но и одичавшие собаки – что-то в духе Джека Лондона. Гибридизация волка с собакой происходит и по сей день как при участии человека, так и естественным путем. Таким образом, этот черный волк был живым воплощением давнего непрекращающегося генетического взаимодействия видов.

Все правильно и логично. Спаривание между жизнеспособными особями, выслеживание партнера, обнюхивание и знакомство – почему бы и нет? Но игра? Эти «танцы с собаками» немного напоминали мне диснеевский сюжет. Спустя какое-то время собака вдруг резко потеряла интерес к процессу и стала бродить, нюхая все вокруг. Словно они говорили на разных языках и она устала искать фразы в словаре. Наконец, собака побежала к своей хозяйке, а волк пошел в другую сторону. Я же двинулся на лыжах дальше. Женщина отнеслась ко всему произошедшему как к рядовому случаю. «О, – заверила она меня, – мы периодически встречаем этого волка то здесь, то там, и он первым предложил поиграть». Я поинтересовался, был ли это первый волк, которого она встретила. «О, да, и он явно «древняя душа».

Какая, к черту, «древняя душа»? Такого просто не бывает – ни на Аляске, ни где бы то ни было! Я с таким же успехом мог бы сказать, что видел говорящую брюкву. Но не было смысла пытаться объяснить ей уникальность полученного ею опыта. Ее философия сводилась к следующему: что было, то было, не стоит задумываться над этим, иначе упустишь момент, размышляя над всеми этими «как» да «почему». Мой старый эскимосский приятель – охотник Клэренс Вуд однажды быстро излечил меня от привычки бесконечно анализировать, просто косо взглянув на меня и проворчав: «Ты слишком много думаешь о всяком дерьме».

Но меня гораздо меньше интересовало объяснение происходящего, изложенное этой женщиной, чем сам волк, который к тому времени уже исчез в зарослях ивняка на берегу озера, в полумиле от нас. Он улегся у самой кромки льда: голова поднята, передние лапы вытянуты – спокойная открытая поза. Женщина со своей собакой двинулась к озеру, а я пошел в том направлении, где был волк, прошел часть дистанции в сотню метров, установил штатив и фотокамеру и снова приступил к съемкам. Конечно же, я понимал, что пытаться получить приличный снимок развалившегося волка на таком расстоянии и при таком сумрачном освещении было так же бессмысленно, как пытаться искать иголку в стоге сена. Но даже самый малый шанс сфотографировать свободно разгуливающего волка выпадает настолько редко, что я за двадцать минут отщелкал три катушки профессиональной пленки (с цифрой я еще не до конца освоился). Всем этим снимкам суждено было отправиться в мусорную корзину, но я упорно продолжал множить их. Я знал, что большинство профессионалов поступило бы так же.

* * *

Я ехал домой, погруженный в свои мысли. Мне только что удалось пролить первый проблеск света на эту тайну. Возможно, собаки были главной приманкой для нашего парня, а не вся эта интермедия. Из-за стужи и пока еще сравнительно свежего льда на озере там было не так много лыжников и собак. К тому же я старался приходить пораньше и уходить попозже, намеренно избегая столпотворения. Наверняка волк контактировал с другими собаками и, возможно, в той же манере, что и с Дакотой, и с хаски женщины-«эзотерика».

С другой стороны, он не подбегал ко всем подряд. Я уже видел немало собак и людей, пересекавших озеро, но волк при этом не появлялся или же наблюдал за ними с расстояния, причем большую часть времени его не было видно. Но, опять же, я мог перепутать его с собакой (которой он и был, по сути). Однако по какой-то причине несколько дней назад волк подошел к тем двум женщинам с собаками, на следующий день – к нам с Шерри и Дакотой, а к женщине с лайкой – вообще неоднократно. Если судить по языку тела, то все это напоминало исключительно общение, без намека на какую бы то ни было агрессию. Его решение о том, подходить или нет и насколько близко, зависело, вероятно, от узнавания волком каких-то знакомых черт и обстоятельств – физических сигналов, настроения и нюансов, понятных только ему. В любом случае волки – мастера расшифровывать намерения противника. Эта мысль напомнила мне еще кое о чем: на будущее мне следовало замедлить темп, сдать назад и ослабить хватку, не торопя события, – по крайней мере, так я думал.

Спустя несколько дней волк все еще был там, и мы с Шерри все острее понимали, что он может испариться в любую секунду. Приближались рождественские праздники, и мы заранее забронировали на неделю места в отеле на мексиканском пляже. Отменить поездку было идеей Шерри. «Нет смысла, – сказала она мне, – ехать куда-то, когда у нас прямо под боком происходят такие события». Надо было знать эту женщину, с детства привыкшую к калифорнийскому теплу и испытывающую стойкую неприязнь к морозу и темноте дождевых лесов, чтобы понять, от чего она отказывается. Я уже успел откопать снаряжение для подводного погружения и свои летние шлепанцы. И все же для нас обоих это было легкое решение. Пуэрто-Вальярта может подождать до следующего года, а волк – нет.

В те дни у нас была одна-единственная излюбленная тема для разговоров: волк. Что сейчас с ним происходит? Откуда он пришел и почему здесь остался? В том, что по окрестностям бродил одинокий волк, не было ничего необычного. На самом деле больше половины моих встреч с волками за все эти годы случались с одинокими животными, им же принадлежали тысячи следов, на которые я натыкался. Хотя, возможно, одинокими они были лишь на короткий период. По своей природе волки – социальные животные, привязанные к сплоченной семейной группе, с которой они охотятся, общаются, сообща растят молодняк и защищают свою территорию. Несмотря на эту сплоченность, отдельные особи или пары периодически отбиваются, чтобы охотиться в одиночку или временно охранять семейную территорию – от нескольких часов до нескольких дней. Этот волк мог легко забрести сюда, спустившись с гор, когда гулял в одиночку, и через какое-то время вернуться в стаю.

Он также мог быть одним из тех молодых одиноких бродяг, находящихся в поиске партнера и территории с целью создания своей собственной стаи. Этот волк был явно подростком, судя по его поведению и фигуре – немного нескладный и чуть бестолковый, с идеальными, нестертыми зубами. Скорее всего, он родился не прошлой весной (тогда бы он не ходил сам по себе и вряд ли был бы таким крупным в шесть-семь месяцев). Ему должно было быть не меньше полутора лет, во всяком случае, не меньше года и не больше двух лет – верная характеристика одинокого волка, покинувшего дом, почти так же, как это делают наши собственные дети-подростки.