Искушение Тьюринга - читать онлайн книгу. Автор: Давид Лагеркранц cтр.№ 36

Письмо обрывалось на середине фразы, которую не нужно было додумывать, чтобы в полной мере прочувствовать ее боль. Может, это и была та самая предсмертная записка? Нет, ее Алан не стал бы прятать в выдвижном ящике стола, а положил бы на видное место. Несмотря на ряд конкретных, хотя и непонятных, намеков – вроде «конечного пункта любой аргументации», – письмо представлялось слишком сумбурным и путаным для предсмертной записки. Тот, кто его писал, жаловался на жизнь и одновременно стыдился своего малодушия. Отсюда юмор – «семидесятидевятистраничный трактат о Лестере, где переизбыток любовниц» – как попытка выставить все в шутливом свете. Не случайно это письмо так и не было отправлено. Возможно, оно потеряло актуальность с наступлением утра. С другой стороны, Тьюринг не разорвал его в клочья и не отправил в мусорную корзину. Он отложил его; зачем? Чего оно дожидалось?.. Хотя всегда ли мы знаем, зачем храним те или иные вещи…

Корелл огляделся. Кенни курил, откинувшись на спинку стула. Алек Блок вошел в комнату и сел на свое место под портретами грабителей манчестерских банков. Он бросил на Леонарда полный отчаяния взгляд, словно искал его поддержки. Корелл ощутил непре-одолимое желание выйти – как будто, чтобы понять это письмо, ему требовался глоток свежего воздуха.

Выйдя на улицу, он повернул направо, в сторону Карневальского поля. Стайка ласточек низко пролетела над дорогой и скрылась за кирпичным зданием доходного дома. Корелл любил бродить по Карневальскому полю, особенно летом. Любовался гуляющими толпами, с наслаждением втягивая в себя свежий воздух. Улыбался, наблюдая за лошадьми. Но сейчас все его мысли были о письме. И здесь прогулка пришлась как нельзя кстати – охладила голову, дав тем самым Кореллу возможность проанализировать текст незатуманенным эмоциями рассудком.

Что и говорить, письмо разочаровало Леонарда. До сих пор он представлял Тьюринга – отчасти по рассказам его брата – наивным, не приспособленным к жизни гением. Здесь же перед ним предстал развратник, соблазнивший в Париже некоего молодого человека и регулярно отлучавшийся в злачные места в поисках любовных приключений. Конченый гомофил, как сказал о нем инспектор Риммер.

Но больше, чем описания похождений Тьюринга, полицейского занимали намеки, неясности и экивоки, которыми изобиловал текст. Именно они проливали свет на назначение письма. Благодаря им Корелл увидел в нем не более чем реплику интимной беседы между двумя близкими людьми, вроде той, что сам вчера вел за ужином с тетей. Леонард вспомнил, с каким трепетом приступал к чтению этого письма. Самое время было посмеяться над собственными ожиданиями. Притом что это открытие нисколько не охладило его любопытства.

Взять хотя бы того типа, который следил за Тьюрингом. Кем он был? Порождением больной фантазии математика? Алан Тьюринг состоял под наблюдением полиции из-за своей сексуальной ориентации – так, по крайней мере, утверждал Хамерсли. И вполне возможно, что какой-нибудь низший чин был откомандирован наблюдать за домом профессора.

Но человек с «сигмой» на лбу не был полицейским, в этом Корелл не сомневался. Он не знал никого из коллег с родимым пятном столь редкой формы. «Таким, как я, больше доверия нет…» Что имел в виду профессор – допросы, суд, эпоху в целом? Может, службу в некоей организации? Не в той ли, где работают Сомерсет и Фарли?.. «После всего, что я для них сделал…»

Что такого он мог для них сделать? Корелл задумался. Потом пожал плечами и повернул обратно в участок, где с новыми силами принялся за рапорт к вечернему заседанию.

Оскар Фарли и Роберт Сомерсет присели на скамейку в Сэквилл-парке в Манчестере. Мимо прошли двое мужчин довольно потрепанного вида. «Никогда не понимал баб», – заметил один из них. Поодаль на лужайке под развесистым деревом молодая женщина читала книгу в зеленой обложке. У Фарли кольнуло сердце. Каждый раз, когда ему бывало плохо, на глаза попадались люди, пребывающие в гармонии с жизнью. Как будто подсознательно Оскар высматривал вокруг то, чего ему не хватало.

– Ну что, пойдем? – спросил Сомерсет.

– Подожди…

– Неужели все так плохо?

– Очень плохо.

– У меня в портфеле бутылка портвейна.

– Во мне и без того скопилось достаточно гадости.

– Как тебе полицейский?

– Надеюсь, он переварил вздор, что ты при нем молол.

– Он не показался тебе странным под конец?

– Не показался.

Фарли соврал. Молодой человек и вправду занервничал, когда стал рассказывать о том, что нашел в доме на Эдлингтон-роуд. Но Оскар не хотел распалять Сомерсета понапрасну. Полицейский ему понравился, а вот болтовня Роберта по-настоящему разозлила. Что он там нес про Кембридж 1930-х и эти бациллы?.. Такую глупость можно сморозить разве в шутку. А вот в полицейском Фарли узнал себя молодого. Метания Корелла – от великосветской учтивости до откровенной дерзости – напомнили Оскару те времена, когда и для него служба была тюрьмой. На какое-то мгновение Фарли стало не хватать себя тогдашнего, как будто, став самостоятельнее и увереннее в себе, он что-то утратил. Но еще больше мысли Оскара занимал Джеймс Корелл.

Они никогда не были близки, тем не менее отец молодого полицейского хорошо ему запомнился. Сама фамилия Корелл ассоциировалась у Оскара с атмосферой праздника, окружавшей его первые годы обучения в Кембридже. Джеймс Корелл был писателем, которому следовало бы податься в актеры. Душа любого общества, он, что называется, за словом в карман не лез. При этом в нем было что-то от грустного клоуна – ощущение, особенно усилившееся после его смерти. Неутомимый шутник и король вечеринок, он утрачивал весь свой блеск за пределами круга собутыльников. И походил на паяца, впадающего в отчаяние, стоит только стихнуть аплодисментам.

В полицейском участке Уилмслоу Фарли не покидало чувство, что сидевший перед ним молодой человек в известном смысле продолжает драму, сыгранную его отцом. Похоже, парень оказался далеко от кембриджских и лондонских кругов, где вращался Джеймс, за игру которого Корелл-младший заплатил высокую цену. Но отец остался – в его взгляде и жестах. Молодой полицейский будто все время прикидывал альтернативные варианты действий. И какой знакомый сарказм слышался в его голосе, когда Леонард Корелл благодарил Сомерсета за политический экскурс! Не менее знакомым было желание что-нибудь сострить в ответ. Но ведь, в отличие от отца, помощник инспектора не просто развлекался.

– Пойдем уже, – сказал Фарли. – Мне лучше.

– Думаю, мы вернемся к разговору о нем, – отозвался Сомерсет.

– Думаю, сейчас нам лучше вернуться домой и почитать что-нибудь из поэзии.

– Из чего? – не понял Сомерсет.

– Из поэзии. Это такой суггестивный метод. Используется человечеством на протяжении тысячелетий. Посмотри как-нибудь, есть книги для начинающих.

– Оставь, пожалуйста.

***

О письме Корелл в рапорте, разумеется, не упоминал, хотя и намекнул, что имеется много не известных следствию свидетельств. Писалось легко – быть может, от осознания того, что его работа все равно ничего не изменит. Исход вечернего заседания был предрешен, поэтому Корелл сочинял в свое удовольствие. Он представлял себе своих читателей – в их числе покойного отца или несуществующего издателя, который, ознакомившись с рукописью, конечно же, пришел в полный восторг. Леонард пускался в формальные изыски, забывая, что имеет дело с реальным, а не вымышленным фактическим материалом. И все значимые детали – мастерская на втором этаже, котелок с кипящей жижей, отравленное яблоко – превращались под его пером в кусочки пазла, который, как и в любом детективе, под конец должен был сложиться в целостную картину.