Констанция убирала комнату дяди Джулиана, а я мечтала весь день, сидя на пороге возле спящего Ионы и глядя на безмятежный, не таящий угрозы сад.
– Гляди-ка, Маркиса, – Констанция вышла с ворохом одежды. – Гляди, у дяди Джулиана было два костюма, и пальто, и шляпа.
– Он же ходил когда-то, как все люди, своими ногами, он сам рассказывал.
– А я даже смутно помню, как давным-давно он отправился покупать костюм – наверно, один из этих, они не сильно поношены.
– А что на нем было в тот последний день? Какой галстук он надел к тому ужину? Он бы и это с удовольствием записал.
Она смотрела на меня долго и серьезно, без улыбки.
– Во всяком случае, костюм был другой; из больницы мне дядю Джулиана отдали в пижаме и халате.
– Может, сейчас пригодился бы один из этих?
– Его, скорее всего, похоронили в старом костюме Джима Кларка.
Констанция отправилась в подпол, но остановилась.
– Маркиса?
– Что?
– Ты понимаешь, что вещи дяди Джулиана – единственная одежда в доме. И мои вещи все сгорели, и твои.
– И их вещи на чердаке тоже.
– Мое единственное платье на мне – вот это розовое.
Я оглядела себя:
– А на мне коричневое.
– Твое пора стирать и чинить. Маркиса, ты свою одежду вмиг снашиваешь.
– Я сделаю себе костюм из листьев. Сейчас прямо и начну. А вместо пуговиц – желуди.
– Маркиса, я же не шучу. Нам придется носить одежду дяди Джулиана.
– Мне не разрешается трогать вещи дяди Джулиана. На зиму я сделаю себе подкладку из мха и шапку из птичьих перьев.
– На Луне носите на здоровье, мисс Глупышка. На Луне ходите в костюме из кошачьей шерсти, как Иона, я и слова не скажу. Но здесь, в нашем доме, вы наденете старую рубашку дяди Джулиана и, может статься, даже его брюки.
– И купальный халат, и пижаму… Нет уж. Мне вещи дяди Джулиана трогать не разрешается, я буду носить листья.
– Теперь разрешается. Я тебе разрешаю.
– Нет.
Она вздохнула.
– Что ж, значит, их надену я. – Она вдруг остановилась и засмеялась, потом взглянула на меня и снова засмеялась.
– Констанция, ты что?
Она бросила вещи дяди Джулиана на спинку стула и, смеясь, побежала в кладовку. Она выдвинула ящик, и я тоже засмеялась, я поняла, что она хочет достать. Вернувшись, она свалила рядом со мной целую кучу скатертей.
– Вот что вам безусловно подойдет, модница Маркиса. Вот, смотри, эта годится – с каймой из желтых цветов? Или эта – клетчатая, красно-белая? А дамастовая, боюсь, жестковата, к тому же на ней видна штопка.
Я встала и приложила к себе скатерть в красно-белую клетку.
– Прорежь мне дырку для головы, – сказала я, очень довольная.
– Но у меня нет ни иголки, ни ниток. Придется тебе подвязаться веревкой, или пусть болтается, как тога.
– А дамастовую я возьму вместо плаща. Ну, скажи, у кого еще такой есть плащ?
– Ох, Маркисонька. – Констанция выронила из рук скатерть и обняла меня. – Что же я наделала? У моей девочки ни дома, ни еды. Вместо платья – скатерть. Что я наделала?
– Констанция, я тебя очень люблю.
– Девочка одета в скатерть, точно кукла.
– Констанция, мы будем очень счастливы, слышишь?
– Ох, Маркиска… – Она обняла меня еще крепче.
– Констанция, ну послушай же! Мы будем очень-очень счастливы.
* * *
Я сразу облачилась в скатерть, чтобы Констанция не успела передумать. Выбрала я клетчатую, красно-белую; Констанция прорезала дырку для головы, а я взяла золотой шнур с кисточкой – тот, срезанный с занавески из гостиной, – и подвязала вместо пояса; получилось, на мой взгляд, очень красиво. Констанция сперва загрустила, печально отвернулась, увидев меня, и принялась отстирывать в раковине мое коричневое платье; но мне новое одеяние нравилось, я радостно закружилась по кухне, и скоро Констанция снова улыбнулась и даже засмеялась.
– Робинзон Крузо носил звериные шкуры, – заявила я. – У него не было ярких одежд с золотыми поясками.
– Должна признаться, яркое тебе очень к лицу.
– Вот и носи шкуры дяди Джулиана, а я предпочитаю мою скатерочку.
– Ее стелили для завтрака, когда выносили столы на лужайку. В столовой красное с белым, конечно, неуместно.
– Я теперь буду то завтраком на лужайке, то званым ужином при свечах, то…
– Маркиской-грязнулей. У тебя чудесный наряд, но грязная мордашка. Мы потеряли почти все, милая барышня, но чистая вода и расческа у нас пока остались.
Уборка в комнате дяди Джулиана оказалась неожиданно удачной: Констанция поддалась на уговоры и вытащила кресло-каталку на улицу – укрепить мои завалы. Констанция катила пустое кресло, и выглядело это ужасно нелепо; я попыталась представить, что в нем сидит дядя Джулиан, сложив на коленях руки; но о дяде Джулиане напоминали лишь потертая спинка каталки да носовой платок под подушечкой. Кресло-каталка будет в моей баррикаде могучей силой – мертвый дядя Джулиан отпугнет пришельцев грозной пустотой, которая от него осталась. Я очень боялась, что дядя Джулиан совсем исчезнет: бумаги спрятали в коробку, каталку выставили на баррикаду, зубную щетку выкинули, даже запах дяди Джулиана выветрился из комнаты; но на лужайке, где он обычно сидел, Констанция высадила куст желтых роз, а я однажды вечером сбегала к протоке и похоронила на берегу золотой карандашик с его инициалами: чтобы вода нашептывала его имя. Иона повадился в запретную прежде комнату дяди Джулиана, а я так и не зашла.
* * *
Хелен Кларк появлялась у наших дверей еще дважды: стучала, кричала, звала, умоляла ответить, но мы затаились. Обнаружив, что из-за моих завалов дом не обойти, она сказала у парадных дверей, что больше не вернется; и действительно не вернулась. Однажды вечером – возможно, в тот день, когда Констанция посадила куст для дяди Джулиана, – мы, сидя за ужином, услышали робкий стук в парадные двери. На Хелен Кларк не похоже – стучат слишком робко; я молча встала и поспешила через прихожую – удостовериться, что парадные двери заперты; Констанция из любопытства пошла за мной. Мы прильнули к дверям и прислушались.
– Мисс Блеквуд, – тихонько позвали снаружи. Он, верно, и не подозревает, что мы совсем рядом. – Мисс Констанция? Мисс Мари Кларисса?
На улице еще не совсем стемнело, а здесь, в прихожей, мы едва различали друг друга, только лица наши белели у дверей.
– Мисс Констанция, – окликнул он снова. – Послушайте меня.
Должно быть, говорит и озирается – не подглядывает ли кто.
– Послушайте, – повторил он. – Я тут курицу принес. – Он тихонько постучал в дверь. – Я надеюсь, что вы меня слышите. Я принес курицу, жена сама готовила, жарила. Тут еще немного печенья и пирог. Я надеюсь, что вы меня слышите.