– Уау! – сдавленно заорал Пашка. – Пощады! Пощады! Не убивайте меня!
Антон сразу вскочил. Навстречу ему из папоротников пятясь вылез Пашка. Руки его были подняты над головой. Голос Анки спросил:
– Тошка, ты видишь его?
– Как на ладони, – одобрительно отозвался Антон. – Не поворачиваться! – крикнул он Пашке. – Руки за голову!
Пашка покорно заложил руки за голову и объявил:
– Я ничего не скажу.
– Что полагается с ним делать, Тошка? – спросила Анка.
– Сейчас увидишь, – сказал Антон и удобно уселся на пень, положив арбалет на колени. – Имя! – рявкнул он голосом Руматы-Освободителя.
Пашка изобразил спиной презрение и неповиновение. Антон выстрелил. Тяжелая стрела с треском вонзилась в ветку над Пашкиной головой.
– Ого! – сказал голос Анки.
– Меня зовут Себастиан Перейра, – неохотно признался Пашка. – «И здесь он, по-видимому, ляжет – один из тех, что были с ним».
– Известный насильник и убийца, – пояснил Антон. – Но он никогда ничего не делает даром. Кто послал тебя?
– Меня послал господин мой Великий Альвец, – соврал Пашка.
Антон презрительно сказал:
– Вот эта рука оборвала нить зловонной жизни Альвеца два года назад в пылающем Порто-дель-Карто.
– Давай я всажу в него стрелу, – предложила Анка.
– Я совершенно забыл, – поспешно сказал Пашка. – В действительности меня послал мистер Джон Гопкинс. Он обещал мне два миллиона кило стерлингов за ваши головы.
Антон хлопнул себя по коленям.
– Вот брехун! – вскричал он. – Да кто же не знает, что Гопкинс со всей своей компанией уже год как национализирован!
– Можно, я все-таки всажу в него стрелу? – кровожадно спросила Анка.
Антон демонически захохотал.
– Между прочим, – сказал Пашка, – у тебя отстрелена правая пятка. Пора бы тебе истечь кровью.
– Дудки! – возразил Антон. – Во-первых, я все время жую кактус пейотль, а во-вторых, две прекрасные индианки уже перевязали мне раны.
Папоротники зашевелились, и Анка вышла на тропинку. На щеке ее была царапина, колени были вымазаны в земле и зелени.
– Пора бросить его в болото, – объявила она. – Когда враг не сдается, его уничтожают.
Пашка опустил руки.
– Понимаешь, – сказал он, – я никак не думал, что ты войдешь в игру.
– А надо было думать! – сказал Антон и тоже вышел на тропинку. – Сельва не шутит, грязный наемник.
Анка вернула Пашке карабин.
– Вы что – всегда так палите друг в друга? – спросила она с завистью.
– А как же! – удивился Пашка. – Что нам – кричать «кх, кх, пу, пу!», что ли? В игре нужен элемент риска!
Антон небрежно сказал:
– Например, мы часто играем в Вильгельма Телля.
– По очереди, – подхватил Пашка. – Сегодня я стою с яблоком, а завтра он.
Анка оглядела их.
– Вот как? – медленно сказала она. – Интересно было бы посмотреть.
– Мы бы с удовольствием, – ехидно сказал Антон. – Яблока вот нет.
Пашка широко ухмылялся. Тогда Анка сорвала у него с головы пиратскую повязку и быстро свернула из нее длинный кулек.
– Яблоко – это условность, – сказала она. – Вот отличная мишень. Сыграем в Вильгельма Телля.
Антон взял красный кулек и внимательно осмотрел его. Он взглянул на Анку – глаза у нее были как щелочки. А Пашка развлекался – ему было весело. Антон протянул ему кулек.
– «В тридцати шагах промаха в карту не дам, – ровным голосом сказал он. – Разумеется, из знакомых пистолетов».
– «Право? – сказала Анка и обратилась к Пашке: – А ты, мой друг, попадешь ли в карту на тридцати шагах?»
Пашка пристраивал колпак на голове.
– «Когда-нибудь мы попробуем, – сказал он, скаля зубы. – В свое время я стрелял не худо».
Антон повернулся и пошел по тропинке, вслух считая шаги.
– Пятнадцать… шестнадцать… семнадцать…
Пашка что-то сказал – Антон не расслышал, – и Анка громко рассмеялась. Как-то слишком громко.
– Тридцать, – сказал Антон и повернулся.
На тридцати шагах Пашка выглядел совсем маленьким. Красный треугольник кулька торчал у него на голове как шутовской колпак. Пашка ухмылялся. Он все еще играл. Антон нагнулся и стал неторопливо натягивать тетиву.
– Благословляю тебя, отец мой Вильгельм! – крикнул Пашка. – И благодарю тебя за все, что бы ни случилось.
Антон наложил стрелу и выпрямился. Пашка и Анка смотрели на него. Они стояли рядом. Тропинка была как темный сырой коридор между высоких зеленых стен. Антон поднял арбалет. Боевое устройство Генриха Наварры стало необычайно тяжелым. «Руки дрожат, – подумал Антон. – Плохо. Зря». Он вспомнил, как зимой они с Пашкой целый час кидали снежки в чугунную шишку на столбе ограды. Кидали с двадцати шагов, с пятнадцати и с десяти, и никак не могли попасть. А потом, когда уже надоело и они уходили, Пашка небрежно, не глядя бросил последний снежок и попал. Антон изо всех сил вдавил приклад в плечо. «Анка стоит слишком близко», – подумал он. Он хотел было крикнуть ей, чтобы она отошла, но понял, что это было бы глупо. «Выше. Еще выше… Еще…» Его вдруг охватила уверенность, что, если он даже повернется к ним спиной, фунтовая стрела все равно вонзится точно в Пашкину переносицу между веселыми зелеными глазами. Он открыл глаза и посмотрел на Пашку. Пашка больше не ухмылялся. А Анка медленно-медленно поднимала руку с растопыренными пальцами, и лицо у нее было напряженное и очень взрослое. Тогда Антон поднял арбалет еще выше и нажал на спусковой крючок. Он не видел, куда ушла стрела.
– Промазал, – сказал он очень громко.
Переступая на негнущихся ногах, он двинулся по тропинке. Пашка вытер красным кульком лицо, встряхнув, развернул его и стал повязывать голову. Анка нагнулась и подобрала свой арбалет. «Если она этой штукой трахнет меня по голове, – подумал Антон, – я ей скажу спасибо». Но Анка даже не взглянула на него.
Она повернулась к Пашке и спросила:
– Пошли?
– Сейчас, – сказал Пашка.
Он посмотрел на Антона и молча постучал себя согнутым пальцем по лбу.
– А ты уже испугался, – сказал Антон.
Пашка еще раз постучал себя пальцем по лбу и пошел за Анкой. Антон плелся следом и старался подавить в себе сомнения.
«А что я, собственно, сделал? – вяло думал он. – Чего они надулись? Ну Пашка ладно, он испугался. Только еще не известно, кто больше трусил – Вильгельм-папа или Телль-сын. Но Анка-то чего? Надо думать, перепугалась за Пашку. А что мне было делать? Вот тащусь за ними, как родственник. Взять и уйти. Поверну сейчас налево, там хорошее болото. Может, сову поймаю». Но он даже не замедлил шага. «Это значит навсегда», – подумал он. Он читал, что так бывает очень часто.