Десять минут спустя он перезвонил.
– Как я и предполагал, мистер Траффорд. У нас есть монета, которая вам запомнилась, но она финикийская, не филистимлянская. Финикийцы позаимствовали Дагона у филистимлян и называли его Оаннесом. Эта модель поведения повторяется на протяжении всей истории. Римляне в особенности были великие мастера по части воровства чужих божеств. Иногда они делали это открыто – так Зевс стал Юпитером, – но в других случаях, когда божество было особенно мрачное и зловещее, как в истории с Сумманусом, они поклонялись ему тайно. Великие любители всяких культов, римляне. Вы будете удивлены, как много тайных обществ и культов на протяжении веков возникало подобным образом. Но… вот я опять… читаю лекцию!
– Вовсе нет, – заверил я его, – все это очень интересно. И огромное спасибо, что не пожалели для меня времени.
– И это все? Больше я ничем не могу вам помочь?
– Да, это все. Еще раз спасибо.
Мне действительно тогда казалось, что это все…
* * *
Недели через две я поехал повидаться с ними. У старого Джейсона Карпентера телефона не было, и Дэвид все еще занимался его установкой. В результате я буквально свалился им на голову.
Кетлторп лежит к северу от Хардена, между шоссе и морем, и когда я свернул на извивающуюся проезжую дорогу, ведущую к старой ферме, вид на долину открылся потрясающий. Голубое небо, в отдалении описывают круги и кричат чайки, недавно вспаханные поля, зеленая ограда, густо увитая жимолостью, жужжание пчел, сладкие запахи разложения от ручьев и заросших ореховыми деревьями озер – сцена поистине идиллическая. Ничего общего с полночными рассказами об упырях и призраках!
Далее внешняя каменная стена фермы, почти фортификационное сооружение, наводящее на мысль о грозной феодальной конструкции, которая окружала все строения, включая главный дом. Железные ворота были открыты, на них железными буквами значилось легендарное «Кетлторп». Внутри… уже многое изменилось.
Примерно три с половиной акра угодий, окруженные стеной, составляли сердцевину хозяйства. Вдоль дороги я видел несколько покосившихся табличек с надписями «Частное владение» и «Нарушители будут преследоваться судебным порядком», обозначающих внешние границы Кетлторпа, однако участок внутри стены был сердцем фермы.
Касательно планировки: в расположении строений чувствовалась определенная геометрическая закономерность. В целом они образовывали подкову с главным домом на ее верхушке; открытый серп подковы был обращен к морю, невидимому отсюда, примерно на расстоянии мили за холмом, густо поросшем дубами. Все строения были из местного камня сероватого цвета, легко узнаваемого по грубой, кремнистой текстуре. Я не геолог и не могу сказать названия этого камня, но знаю, что на протяжении многих лет его добывали в здешних карьерах с помощью взрывов или срезали с открытых отложений. Насколько мне известно, правда, ближайший источник этого камня находится на расстоянии многих миль отсюда; сам собой напрашивается вывод – сооружение здания в Кетлторпе было, по-видимому, геркулесовой задачей.
Когда эта мысль пришла мне в голову, я припомнил то, о чем рассказал смотритель музея в Сандерленде, и улыбнулся. Возможно, не Геркулес, а что-то более позднее, чем греки. Вот только я не мог припомнить ни одного необычного римлянина, обладающего исполинской силой!
Подходя к дому и остановившись перед каменными колоннами его галереи, я понял, откуда у Дэвида возникла идея необыкновенной древности здания. Под лучами жаркого солнца от него буквально исходил аромат столетий. Массивные, структурно исполненные в романском стиле стены и широкая остроконечная крыша усиливали впечатление силы и прочности.
Что касается внешней стены и расположения построек в виде подковы, все в целом напоминало какой-то диковинный, древний римский храм. Храм, да, но при всей своей массивности как бы подрагивающий и мерцающий на жаре и в дыму небольшого костра, лениво поднимающегося из сада и плывущего в поле моего зрения. Храм – ах! – но какого странного древнего божества?
И не вызывало сомнений, откуда у меня взялась эта мысль – исследования Дэвида все еще владели моим сознанием. Я не собирался снова поднимать этот вопрос, но все же было интересно, как далеко он продвинулся? А может, к этому времени он уже полностью удовлетворил свое любопытство? Хотя… я сомневался в этом. Нет, ради знаний он хоть за самим дьяволом в ад последует.
Я выбрался из своего старого «Морриса» и захлопнул дверцу.
– Привет!
Он хлопнул меня по спине. Я вздрогнул, повернулся…
Он вышел из тени крыльца так быстро… Я не заметил его… Мои глаза… Жара, слепящее солнце и жужжание пчел…
– Билл! – Исполненный тревоги голос Дэвида доходил до меня словно с расстояния в миллион миль. – Что с тобой, скажи на милость?
– Мне что-то нехорошо, – услышал я собственный голос и прислонился к автомобилю.
Мир вокруг вращался.
– Нехорошо? Господи, ты бледен как смерть! Это проклятое солнце! Слишком жарко, это уж точно. А еще и дым от костра. Спорю, ты ехал с опущенными стеклами. Ладно, пошли в дом.
Опираясь на его широкое плечо, я с облегчением позволил ему ввести себя внутрь.
– Такое жаркое солнце… – забормотал он снова, обращаясь не то ко мне, не то к себе. – И еще эта жимолость. Почти ядовитые испарения. Вызывают тошноту, пока к ним не привыкнешь. Джун испытывает то же самое.
V. Загон
– Ядовитые испарения?
Я буквально упал в прохладное кресло, стоящее в тени у окна.
Он кивнул. Я снова видел его ясно, быстро приходя в себя от приступа… чего? Ну, что бы это ни было.
– Да, пыльца в воздухе, невидимая, сладковатая, в огромном количестве.
– Значит, дело в ней? Господи! У меня возникло чувство, будто я вот-вот грохнусь в обморок.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Джун примерно на протяжении недели чувствует себя так же. Становится апатичной. Засыпает прямо посреди белого дня. Даже в доме на нее это действует. Сейчас она наверху, прилегла.
Как будто упоминание ее имени послужило призывом, Джун сверху подала голос:
– Дэвид, это Билл? Сейчас спущусь.
– Не стоит беспокоиться из-за меня, – все еще слегка дрожащим голосом ответил я. – В особенности если вы не очень хорошо себя чувствуете.
– Я в порядке! Просто немного устала, вот и все.
Я пришел в себя, с благодарностью принял виски с содовой и с его помощью смыл испепеляющую сухость изо рта и горла.
Дэвид как будто прочел мои мысли.
– Сейчас ты больше похож на самого себя.
– Такое со мной впервые, – признался я. – Наверно, твоя теория «ядовитых испарений» верна. Как бы то ни было, через минуту я снова буду на ногах.
Говоря, я скользил взглядом по помещению, служившему, по-видимому, гостиной.