Коммунизм своими руками. Образ аграрных коммун в Советской России - читать онлайн книгу. Автор: Доминик Дюран cтр.№ 62

Наконец, последней причиной исчезновения семьи, такой, какой ее понимало традиционное крестьянство, стало отделение детей от их родителей. Мы не будем снова возвращаться к опасениям матерей и, по-видимому, явной радости детей. Но мы процитируем несколько размышлений авторов, приведенных Большаковым в его работе о коммуне «Кудрово-2»: «В горячую рабочую пору, бывает, матери по неделям не видят детей. Постепенно они привыкают к такому положению, тем более, когда они убеждаются, что в очаге дети содержатся и воспитываются куда лучше, чем их могла бы содержать дома любая мать»; ^[442] «Ребятишки в беленьких рубашонках в отгороженном садике играют в песке. Нет слез, нет измазанных лиц. Даже ножонки безупречно чисты. Какое уж гут может быть сравнение с ребенком родителей единоличников, который без призора шлепает по лужам, но грязи, которому всегда грозит опасность попасть под телегу или быть искусанным собакой». ^[443]

Идиллическая картина из втором цитаты никак не противоречит тому факту, что работающие матери надолго разлучаются со своими детьми. Какой ребенок не мечтал, при всех ссадинах и шишках, составляющих часть его мира, бегать в полной свободе по лугу? В коммунах, даже во время летних работ, неужели мать действительно оказывается не в состоянии провести по крайней мере несколько минут вдень со своим ребенком? Во всяком случае, к тому, что это невозможно и не нужно, ее склоняет новая организация быта и воспитания.

Является ли распад традиционного семейного клана синонимом полного разъединения семьи? Возможно, пропагандистские материалы сгущают краски. В описаниях, однако, мы встречаем не только бодрые рапорты о введении новых прогрессивных форм быта и воспитания, но и обескураживающие примеры того, как эти формы дают осечку: в «Кудрово-2» дети не просто отделены от родителей для получения образования, но чуть ли не предоставлены самим себе и обитают в плачевных условиях. Подобное положение отмечается даже в описаниях образцовых коммун, в материалах прямо или косвенно пропагандистского характера. ^[444] Неоспоримо, однако, что коммуна имела перед традиционной семьей преимущество: она начинала готовить детей ко взрослой жизни нового образца с детского сада, чего ни одна крестьянская семья не была способна предоставить своим детям, даже отдавая их в деревенскую школу.

К сожалению, из используемых материалов нельзя сделать сколько-нибудь определенные выводы о том, что из себя представляла доминирующая форма сексуальной морали в коммунах. Многие принимали коммуны за места разврата. Как отмечает Роберт Узесон, быт коммун крестьяне истолковывали неоднозначно. ^[445] Можно сказать, что, по отношению к бросающейся в глаза строгости декларативной морали традиционной деревни, жизнь в коммунах была более свободна. Прежде всего, мораль коммунаров не имеет под собой религиозного основания и вступление в браку коммунаров не является религиозным обрядом.

I [ри этом случаи свободного союза признавались властью, а разрыв отношений не был проблемой.

Выше, в главе 4, мы касались проблем отношения полов в коммунах в несколько другом разрезе: как практически реализовывалось новое положение женщины в обществе и что в реальности могло скрываться за новой моралью. Критика «бытовых гнойников» отсылает нас к примерам негативного характера. Стоит заметить, что освобожденная от религиозных моральных ограничителей коммуна могла восприниматься как потенциальное гнездо разврата. Художественно заостренная, хотя и почерпнутая из реальности картина, которую рисует Б. Пильняк в материалах к роману о коммуне «Крестьянин», ^[446] иллюстрирует крайности, которые показательны как проявление тенденции и убедительны в деталях. Вот приводимый Пильняком документ — бумага, которая поступила от руководителей одной коммуны в Коломенский уездный комитет партии:

Как указывает Пильняк — а эти замечания и материалы имеют документальный характер (ср. приведенную в гл. 1 таблицу, подобную тем, что встречаются и материалах исследований коммун), — братья Мери новы вскоре нашли себе новых женщин, которые пришли к ним «без ненца, за деньги, — сели в чистом доме, засорили на крылечке подсолнухами, и месяц в Мериновском доме прошел в блуде и веселии». ^[448] Показательно, что от безрелигиозного разврата один шаг до сектанской экзальтированности, и герои Пильняка этот шаг совершают: «с одной из баб пришла мать ее, организовала секту», «богом избран бывший земский начальник Комынин», все перевенчались друг с другом.

Однако пропаганда передового опыта, конечно, наполнена примерами иного рода: там без религиозная свобода осознанна и, можно сказать, идейна. Вот как женщины коммуны «Красный Октябрь», молодая и пожилая, откровенничают с Феоктистом Березовским на кухне, в отсутствие мужчин. Молодая женщина признает свою связь с женатым мужчиной, проживающим в коммуне, и разговор идет о том, как жены будут относиться к таким фактам. Собеседница Березовского ссылается на то, что тут нет никакого обмана — «все открытым стало», — и так рассуждает о законах супружеской верности, прямо соотнося собственничество и супружество: