Они сидели на берегу неподалеку от Биг-Сюра,
[16]отдыхали после серфинга. Утро было таким великолепным, что Пайпер понимала: вскоре что-то непременно пойдет наперекосяк — набежит наглая толпа папарацци, или на них набросится белая акула. Такое везение долго продолжаться не может.
Но до сего момента в их распоряжении была превосходная волна, затянутое тучами небо и миля океанского берега, на которой, кроме них, ни души. Отец нашел это глухое место, арендовал виллу на берегу и землю по обеим сторонам, и каким-то образом ему удалось сохранить все это в тайне. Пайпер знала, что, если они задержатся здесь надолго, фотографы их найдут. Они их всегда находили.
— Молодец, Пайпс. — Отец улыбнулся ей своей знаменитой улыбкой: идеальные зубы, подбородок с ямочкой, искорки в темных глазах… Многие тетки, глядя на него, просто визжали от восторга и просили оставить у них на теле автограф несмываемым маркером. («И когда ты только поумнеешь», — подумала Пайпер.) — Я смотрю, у тебя уже лучше получаются захваты доски пальцами.
Пайпер засияла от гордости, хотя и подозревала, что отец просто делает ей комплимент. Она по-прежнему большую часть времени проводила, катаясь на гребне волны. Чтобы сделать кульбит на серфе, нужен был особый талант. Ее отец — вот он прирожденный серфер (хотя слово «прирожденный» применительно к нему имело мало смысла, поскольку родился он в бедной семье в Оклахоме, за сотни миль от океана) и на волне творит чудеса. Пайпер уже давным-давно забросила бы серфинг, но он давал ей возможность проводить время с отцом. У нее было не так уж много способов, чтобы получить это удовольствие.
— Сэндвич? — Отец залез в корзинку, которую приготовил его повар Арно. — Так, давай посмотрим. Индейка с соусом песто, крабовое мясо с васаби… ага, вот, специально для Пайпер — арахисовое масло с джемом.
Она взяла сэндвич, хотя сейчас, после катания по волнам, есть совсем не хотелось. Она всегда просила PB&J.
[17]Пайпер была вегетарианкой. Она стала вегетарианкой с того дня, как они проехали мимо бойни в Чинно и от запаха ее чуть не вывернуло наизнанку. Но дело было не только в этом. PB&J — простая еда, любой подросток мог взять это на ланч. Иногда она делала вид, будто этот сэндвич приготовил для нее сам отец, а не личный повар, выписанный из Франции, который предпочитал заворачивать сэндвичи в золотистую фольгу с бенгальским огнем вместо зубочистки.
Ну почему нельзя жить проще? Пайпер всегда отказывалась от всякой шикарной одежды, что предлагал ей отец, от модельных туфель, от походов в салон красоты. Она сама подрезала себе волосы, специально делая их неровными. И предпочитала носить потрепанные кроссовки, джинсы, футболки и старую зимнюю куртку, оставшуюся с тех времен, когда они увлекались сноубордингом.
Пайпер ненавидела эти снобистские частные школы, хотя отец считал, что она должна учиться именно там. Она все делала, чтобы ее оттуда выставили. А он находил все новые и новые.
Вчера Пайпер провернула свою самую крупную до сего времени воровскую операцию — увела из дилерской конторы «БМВ», который ей «дали на время». Ей постоянно приходилось изобретать все более и более серьезные хулиганства, чтобы привлечь внимание отца.
Теперь она жалела об этом. Отец пока ничего не знал.
Пайпер собиралась сказать ему утром. Но тут он удивил ее этой поездкой, и ей не хотелось портить удовольствие. Это был их первый день за… сколько? За три месяца?
— Что случилось? — Отец передал ей лимонад.
— Па, тут кое-что…
— Подожди, Пайпс. У тебя такое серьезное лицо. Ты готова к «трем любым вопросам»?
Они много лет играли в эту игру — таким образом отец поддерживал с ней близость, не тратя на это много времени. Они могли задать друг другу три любых вопроса. Никаких запретов. А отвечать только честно. В остальное время отец обещал не вмешиваться в ее дела, что не составляло ему никакого труда, поскольку его никогда не было рядом.
Пайпер догадывалась, что для большинства ребят такая игра в вопросы и ответы была бы хуже смерти. Но она всегда с нетерпением ее ждала. Это напоминало серфинг — процесс не простой, но зато один из способов почувствовать, будто у тебя и в самом деле есть отец.
— Первый вопрос, — сказала она. — Мама.
Неудивительно. Это вопрос всегда был у нее на языке.
Отец покорно пожал плечами:
— Что ты хочешь узнать, Пайпер? Я тебе уже говорил — она исчезла. Я не знаю, почему и куда она делась. Она просто ушла после твоего рождения. И с тех пор я больше не слышал о ней.
— Как по-твоему, она еще жива?
Это был не настоящий вопрос. Отцу было позволено отвечать, что он не знает. Но она хотела услышать, как он это скажет.
Отец смотрел на волны.
— Твой дедушка Том, — сказал он наконец, — часто говорил мне, что если долго идти на заходящее солнце, то придешь в Страну призраков, где можно общаться с мертвыми. Он говорил, что когда-то давным-давно можно было вызывать мертвецов, но потом вмешалось человечество. Ну, это долгая история.
— Это как Страна мертвых у греков, — вспомнила Пайпер. — Она тоже лежала на западе. И Орфей — он пытался вернуть свою жену.
Отец кивнул. Год назад он получил самую крупную свою роль — древнегреческого царя. Пайпер помогала ему разбираться с мифами — читала все эти истории о том, как люди превращались в камни и варились в озерах лавы. Они с удовольствием читали это вместе, и тогда жизнь не казалась Пайпер такой уж мрачной. На какое-то время она сблизилась с отцом, но, как и все остальное, это продолжалось недолго.
— Между греками и чероки много общего, — согласился отец. — Интересно, что бы сказал твой дед, увидев нас теперь на самой западной оконечности земли. Он бы, наверное, решил, что мы призраки.
— Ты хочешь сказать, что веришь в эти истории? Ты думаешь, что мама умерла?
Глаза у него увлажнились, и Пайпер увидела в них печаль. Она поняла, что именно это и притягивает к нему женщин. Внешне он казался сильным и уверенным, но в его глазах было столько печали… Женщины хотели узнать почему. Они хотели утешить его, но никому из них это не удавалось. Отец сказал Пайпер, что это национальная черта чероки — у них у всех, за многие поколения боли и страдания, накопилась эта темнота внутри. Но Пайпер думала, что дело не только в этом.
— Я не верю в эти истории, — сказал отец. — Их любопытно слушать, но если бы я и в самом деле верил в Страну призраков, или в духов животных, или в греческих богов… то, думаю, я бы не спал ночами. Я бы все время искал, на кого возложить вину.
«Возложить вину за то, что дедушка Том умер от рака, — подумала Пайпер, — когда отец еще не стал знаменитостью и у него не было денег, чтобы помочь старику. За то, что мама — единственная женщина, которую он любил, — ушла от него, даже не оставив прощальной записки, бросила с новорожденной девочкой, заботиться о которой он был не готов. За то, что он добился славы, но не счастья».