Порода. The breed - читать онлайн книгу. Автор: Анна Михальская cтр.№ 89

Ричард закусил губу и посмотрел в окно, на павлина. Жар-птица расхаживала взад и вперед и все потряхивала сказочными перьями.

Мы залпом выпили по стаканчику, Мэй вылетела из кухни, и издалека послышался ее оживленный голос. Она отдавала кому-то распоряжения. Ричард подошел и взял мою руку — осторожно, будто боясь спугнуть. Медленно, слегка, потом сильнее потянул к себе, так что мне пришлось подняться.

— Сегодня я поведу машину, Анна. Во-первых, это значит, что мне почти целый день не удастся смотреть на вас: рядом со мной будет сидеть Мэй. Иначе я просто не справлюсь с управлением. Как я надеялся… Ну, все равно пришлось бы посадить вас сзади, одну. И как вы думаете, что еще это значит? Во-вторых?

Понять это было нетрудно, и я успела высвободиться и отвернуться к окну — на миг прежде, чем в кухню ворвалась Мэй, стуча каблуками и шелестя юбками. Ричард, как в прошлый раз, подхватил наши сумки, но мне удалось вовремя отвлечь павлина крошками, так что птица избежала удара внезапно распахнутой двери.

По дороге в Ферлоу начался дождь. Ричард вел красную машину молча, и слишком часто я ловила его взгляд в зеркале заднего вида. Он был очень, очень серьезен. Сосредоточен, собран, но не печален. И все же чувствовалось, что этот человек собирает силы. Для чего? Или перед чем? Быть может, я что-то узнаю в разговоре с Энн? Мне стало как-то не по себе. То, что мне было известно об этой поездке, вовсе не делало ее каким-то событием. А может быть, мне известно не все?

— Ничего, погода наладится, вот увидите, — начала Мэй оживленно. — А как там Энн? Что это ее так взволновало, а, Ричард? Или я не должна спрашивать?

— Она тоже хочет в Девон, но на сегодня назначено описание молодых гончих. Энн ждет комиссию экспертов. Но думает о princess Catherine, вспоминает молодость, представляет, как Catherine встретится с Анной — вот и разволновалась…

Мэй помолчала.

— Ах, вот в чем дело, — сказала она наконец. — Понимаю. О! Ну-ну!

Наконец показались стены Ферлоу. Не успела машина затормозить у подъезда, как дверь приоткрылась и из нее выглянула Энн. Стоило нам оказаться в холле, стряхивая с одежды немногие упавшие на нее капли, — слишком старательно, как это всегда бывает, когда хотят скрыть смущение, — как я начала пожинать первые плоды своего разумного решения. И выдержки.

Прежде Энн была со мной приветлива. Да, она оказывала мне особое внимание — почему, сама объяснила как нельзя лучше. Но ее голос звучал точно так, как мой новый, слишком часто пока мне изменяющий — чисто, холодно и отвлеченно. А сейчас даже выглянула из двери она как-то робко, как кролик из живой изгороди. Мне показалось, что она была смущена не меньше меня. Я чувствовала напряжение, как всегда в ожидании и в начале встречи с кем угодно — даже с матерью, с Валентиной — но на этот раз была спокойна и радостна: не сделала ничего, что сама считала недостойным. Я смотрела в бледные глаза Энн, прямо в черные точки зрачков, и улыбалась. Энн потупилась, как школьница, и протянула ко мне свою руку, очень белую, сморщенную, в коричневых пятнышках. Положила ее мне на плечо — снизу, у локтя — и не похлопала, не потрепала, а тихо, нежно погладила.

— Анна, дорогая, мне трудно передать, как я сожалею о вашей утрате. Я счастлива, что вы приняли решение продолжить свой визит. Ричард объяснил мне причины, и я глубоко сочувствую вам. Хочу надеяться, что теперь я лучше смогу понять обстоятельства вашей жизни. Я высоко ценю ваше мужество.

Я слушала — спокойно, отстраненно. О каком мужестве идет речь, было не ясно, но я не задумалась. Неужели все это — сочувствие, близость, даже смятение, этот незнакомый голос — все только от того, что я поступила так, как Энн и не ждала — с ее точки зрения, поступила по-человечески? Вернее, как должно? Забавно, — подумала я, что представление о том, как должно, у нас оказалось одинаково: у Энн, английской леди на восьмом десятке, и у меня — москвички, младшей почти на полвека.

— Мне кажется, что новое путешествие будет как нельзя кстати. Мэй тоже едет в Девон? — Энн вернулась к прежнему тону. Это был намек. Но моей приятельнице, видно, так не хотелось возвращаться в Стрэдхолл — в пустой дом, наполненный гулом моющего пылесоса и спящими по диванам борзыми, в парк, где непрестанное воркование диких голубей прорезывали резкие, тоскливые крики ненасытного павлина над конюшнями и собачьими могилами, что она решилась намек не заметить и, более того, прямо выразила желание подкрепиться на дорожку. Ей выдали водки, льда и свежие номера «Country Life» и «House and Garden» ^[153].

— Посиди здесь, моя дорогая, — скомандовала Энн, — а я пока расскажу Ричарду дорогу. Анна, прошу вас тоже послушать, вдруг он что-нибудь перепутает.

Мы перешли в соседнюю комнату. Это оказалась библиотека.

— Анна, Ричард передал вам суть моей просьбы. Я еще раз благодарю вас за доброту, с которой вы согласились порадовать двух старых женщин. Но к этому нужно кое-что добавить. Всего несколько слов о princess Catherine, чтобы поездка не показалась вам слишком скучной.

Ей шел шестой год, а мне — четвертый, когда… Да, кажется, это было в двадцатом — наши семьи чудом выбрались из России. Я это плохо помню и передаю вам со слов отца и матери. Они познакомились с родителями Catherine в Киеве, перед выездом. Мой отец имел крупный пищевой бизнес на юге России, и нам пришло время спасаться. В Москве отцу Catherine, князю Сергею Оболенскому, удалось вместе с женой и дочерью примкнуть к какой-то food delegation ^[154] в Киев. Познакомившись, наши родители решили не расставаться, каким-то образом пересекли линию фронта и постепенно, ценой неимоверных усилий, вместе добрались до виллы бабушки Catherine в Ницце. И вот тут, Анна, дорогая, слушайте внимательно.

Бабушка моей подруги, тоже princess Catherine, как, впрочем, и ее мать — их всех звали одинаково — это вторая жена вашего царя Александра II, княгиня Юрьевская. Мы считаем ее Императрицей. Теперь о том, как моя Catherine оказалась в Девоне. Вы следите, Анна? — спросила Энн.

— Стараюсь. — Я слушала, напряженно думая, зачем все-таки Энн посылает меня к этой внучке русского императора, на юг Англии, в деревню под названием Черная Собака. Неужто посылка — это мое лицо, как говорил Ричард? А я сама — только почтальон? Странно все это. Настолько странно, что быть этого не может. Есть, должна быть, другая цель — подлинная. Англичанам я доверяла еще меньше, чем русским. Хотя и русским доверять не приходится. В наше время — а другого я не знаю — для этого нужно быть круглым идиотом. Так говорит мне мой собственный опыт — а другого у меня нет.

Дочь русского императора вышла замуж за Сергея Оболенского. Они поселились в Лондоне. У Сергея были блестящие друзья в свете, он сколотил неплохое состояние на продаже сельскохозяйственной техники, но их с женой интересы разошлись. Она пела, и серьезно, он же интересовался живописью. — Тут Энн почему-то обеспокоено взглянула на Ричарда. — В конце концов последовал развод, и Оболенский женился на молодой особе из клана миллионеров Асторов. У второй Catherine началась астма — от нервного потрясения, вызванного разводом. Пение пришлось прекратить, не говоря уж о концертах. Нужен был чистый, свежий воздух, желательно морской. Она купила бунгало — скромный дом в Девоне, жила там наездами, но вскоре стала возвращаться все реже. Они с дочерью — моей Catherine — не были обеспечены. Одно время получали раз в квартал чек от кого-то из окружения королевской семьи, потом выплаты прекратились. Оболенский приехал только однажды — в 1938. Моей Catherine было тогда двадцать три. Ее мать скончалась в 1959, перед самым Рождеством. Итак, как видите, Анна, в ваших силах доставить радость одинокой пожилой даме. Справедливости ради надо сказать, что визиты для нее не редкость — многие люди нашего круга находят эту леди настолько приятной, что ценят возможность ее посещать пусть редко, но регулярно. И все же вы — особый случай. Из России никто к ней не приезжал, вы первая. Я счастлива, что могу преподнести ей такой сюрприз.