Когда же выяснилось, что великая амазонка осталась жива и смогла бежать, все, разразившись яростными воплями, устремились по следу. У предводителей варваров ещё оставалась надежда настичь её и стяжать тем самым неслыханную славу.
Я обходила равнину рядом с отцом и Дамоном. Отец присматривался к останкам всех девушек, схожих с Европой возрастом и сложением. Всякий раз, когда он приближался к телу юной амазонки, его начинала бить дрожь. А вот я, хотя, конечно, и скорбела, оставалась холодна и бестрепетна, как будто небеса послали мне всё это в качестве испытания и, к моему величайшему облегчению, оказалось, что оно мне по силам.
А приглядевшись к Дамону, я поняла, что он — такой же, как и я: он понимает, что есть ненависть, и знает, на что она пригодна.
Потом, уже поймав на себе внимательный, но быстрый, незаметный для посторонних взгляд дяди, я сообразила также, что во время путешествия он постоянно присматривался ко мне, дабы удостовериться в моей надёжности. А теперь, поняв, что не ошибся, давал понять: «Да, ты уже не ребёнок! Теперь тебя можно считать женщиной».
Однако этот взгляд сказал мне и нечто иное. Он предупредил меня о том, что отца всё случившееся сломило и, стало быть, те, у кого ещё есть силы, то есть мы с Дамоном, должны его поддержать.
Чтобы понять всё это и ответить дяде столь же быстрым и не менее выразительным взглядом, мне потребовалось лишь мгновение.
«А теперь смотри и запоминай», — глазами велел он мне, и я, повинуясь, снова обвела взором поле смерти. Мне казалось, что сама земля, насквозь пропитавшаяся кровью этих женщин, вопиет ко мне, вызывая об отмщении. Зов мёртвых, зов ненависти звучал над долиной, отдаваясь эхом от холмов и отзываясь во мне дрожью каждого нерва и сухожилия.
Остатки отряда Элевтеры бежали на север к Камышовому морю. Орда под предводительством Маэса и Панасагора, выяснив это, оставила женщин и детей обдирать трупы и поспешила в том направлении. Наш афинский отряд двигался вслед за скифами, но, поскольку те выдали нам наименее резвых и выносливых лошадей, мы во время дневного перехода отстали от них на несколько десятков стадиев и нагнали орду лишь за полночь, когда варвары остановились на ночлег.
Их стан, огромный и, как это всегда бывает у дикарей, суматошный и беспорядочный, растянулся на много фарлонгов вдоль Молочной реки, вода в которой и вправду соответствовала её имени, ибо она подпитывалась ледниками и казалась белёсой. Всю ночь прибывали новые скифские и меотийские орды. Одни отряды ставили шатры, другие выезжали в дозор — выискивать по окрестностям следы амазонок и Элевтеры. Гигантский, бурливый, как котёл, лагерь находился в постоянном движении: люди прибывали, убывали — и всё это в полнейшем беспорядке.
По этому-то лагерю и нанесли удар амазонки.
Первый их натиск пришёлся к югу от лагеря нашего отряда. Поднялся шум, но, поскольку всадники и табуны без конца сновали туда-сюда, поначалу это не привлекло особого внимания. Потом вспыхнул огонь — занялись скифские кибитки. Очумелые гонцы помчались по всему лагерю, поднимая тревогу. Но прежде, чем скифский стан успел взяться за оружие, амазонки атаковали с запада и, практически в тот же момент, с севера.
— Это Элевтера, — сказал Дамон.
Несмотря на все рассказы, которые я выслушала от Селены за годы её наставничества, не говоря уж о повествованиях Дамона и испытаниях, выпавших на нашу долю, доселе у меня не было ни малейшего представления о том, что такое настоящий бой. Как сияние солнца превосходит тусклый свет чадящей масляной плошки, так и действительность превосходит любое, самое красочное описание. У нас на глазах в расположение скифов ворвались полсотни амазонских всадниц. Они мчались так стремительно, что казалось, будто они опережают ветер. Сколь бы ни была я наслышана об их неукротимости в бою, даже самое пылкое воображение никогда не рисовало мне картин подобного свирепого буйства. Амазонки рубили оси повозок, убивали быков, сеяли панику повсюду. Боги, как они стреляли! Я увидела, как скиф, взмахнув своим «сагарисом», подрезал колени амазонского коня. Когда отточенное железо рассекло хрящ и кость и скакун полетел кувырком вперёд, амазонка, прежде чем вылететь из седла, метнула копьё. Наконечник угодил степняку в солнечное сплетение, пробил лёгкие и хребет и вышел из спины на три пяди. Скиф пошатнулся и уцепился за повозку, но прежде, чем он успел выпрямиться, амазонка, уже оказавшаяся на земле, выпотрошила его, распоров врагу живот и промежность, и содрала с него скальп. Дикарь с отвисшей челюстью и вывороченными кишками рухнул к моим ногам.
Я зазевалась, и мчавшаяся лошадь сбила меня с ног. Копыта ударили о землю на расстоянии в толщину пальца от моей головы. Вскочив, я рванулась к краю воинского стана, туда, где на краю открытой степи паслись скифские кони. Две девушки примерно моего возраста разрезали путы на ногах стреноженных животных.
— Аникат эхур! — крикнула мне одна из них. — Уводи лошадей!
Степные девы приняли меня за свою.
Всё во мне перевернулось.
— Эфорит Селене? — спросила я. — Где Селена?
Обе девушки указали на юг, откуда пришла атака.
Я сорвалась с места и побежала, громко выкликая имена Селены и Европы. Отец устремился за мной. Вокруг звенел металл, вздымались языки пламени, мужчины и женщины сражались и погибали. Дважды отец хватал меня, и дважды я выскальзывала из его рук.
Удирая, я оказалась в промежутке между двумя перевёрнутыми и объятыми пламенем повозками. Перепуганных мулов амазонки уже выпрягли и собирались угнать прочь. Два десятка скифов, налетевших с палицами и копьями, попытались помешать этому, и амазонки развернулись, чтобы дать им отпор. Неожиданно подкравшийся сзади скиф схватил меня за волосы и оторвал от земли. Лица его я не видела, лишь чувствовала дыхание мужчины да слышала свист воздуха, рассекаемого кинжалом, которым этот головорез собирался располосовать мне горло. Собирался, но не успел, ибо амазонская секира разрубила его череп надвое, от макушки до шейного позвонка. Скиф рухнул наземь, потянув меня за собой: даже умирая, он пытался вцепиться в моё горло. Моя спасительница смотрела на меня с высоты рослого гнедого коня, на котором восседала как богиня. Её лицо было раскрашено в серый и белый цвета с лунными кругами вокруг глаз, носа и рта; чёрные жёсткие волосы поблескивали в свете полыхающих кибиток.
Это была Селена.
Она сделала мне знак: «Возьми мой топор».
Сердце моё расширилось, готовое выскочить из груди.
— Пелекус! — рявкнула моя наставница.
Хотя секира и засела в разрубленном черепе скифа, мой враг ещё извивался и бился, молотя руками и ногами. Я ухватилась за рукоятку и приподняла топор вместе с черепом.
— Упрись пяткой ему в рожу! — нетерпеливо крикнула Селена.
Сделав, как было велено, я выпростала секиру. Селена протянула мне руку, чтобы помочь мне сесть верхом позади неё.
В этот момент из темноты выскочил отец. Я почувствовала, как он схватил меня за талию. За ним с криком прискакал Дамон.