Миссис Дженнингс одобрительно кивнула и опять заговорила с саламандрой. Я и сам понял ее ответ, но миссис Дженнингс все равно перевела:
– Ты ей нравишься. Ты разрешишь ей приблизиться к тебе?
– А это для меня не опасно?
– Здесь – нет.
– Ну хорошо.
Миссис Дженнингс начертила между нашими кругами большую букву «Т», а саламандра двигалась за артамом почти вплотную, как кошка за открывающейся дверью. Она закружилась вокруг меня, чуть-чуть прикасаясь к моим рукам и лицу. Я не чувствовал жжения, только легкое щекотание, словно я воспринимал ее вибрирование напрямую, а не как жар огня. Она обволокла мое лицо, и я погрузился в царство света, словно проникнув в сердце северного сияния. Я опасливо задержал дыхание, но вскоре был вынужден вдохнуть. Со мной ничего плохого не случилось, только стало еще щекотней.
Странно, однако, с тех пор как ко мне прикоснулась саламандра, я забыл, что такое насморк. А ведь прежде всю зиму хлюпал носом.
– Ну будет, будет! – услышал я голос миссис Дженнингс, и облачко пламени, оставив меня, послушно возвратилось в свой круг.
Музыкальные переговоры возобновились, но, видимо, они почти сразу же пришли к согласию, так как миссис Дженнингс удовлетворенно кивнула.
– Так лети же, дщерь огня, однако вернись, когда в тебе будет нужда. Во имя… – И она повторила ту же формулу, какой спровадила повелителя гномов.
Ундина заставила себя ждать. Миссис Дженнингс вновь взяла свою книжицу и стала читать монотонным шепотом. Я начал подремывать – в палатке было душно, – как вдруг кот зашипел. Распушив хвост, выгнув спину и выпустив когти, он свирепо уставился на центральный круг.
Там появилось бесформенное нечто. Оно капало и растекалось слизью до самых границ круга. Оттуда несло рыбой, гниющими водорослями и йодом, и оно влажно фосфоресцировало.
– Ты опоздала, – сказала миссис Дженнингс. – Ты получила мою весть, так почему же ты медлила, пока я тебя не принудила?
Оно чмокнуло, как липкая грязь, но ничего не ответило.
– Очень хорошо, – твердо произнесла миссис Дженнингс. – Спорить с тобой я не собираюсь. Тебе известно мое желание. И ты его исполнишь! – Она встала и схватила большую свечу. Ее фитилек вдруг выбросил жгучий язык пламени, и миссис Дженнингс направила его за границу своего круга на ундину.
Раздалось шипение, словно брызнули водой на раскаленное железо, и булькающий вопль. Но миссис Дженнингс хлестала и хлестала пламенем, а потом перестала и поглядела вниз на дрожащую, втягивающуюся внутрь себя ундину.
– Довольно! – сказала она. – В следующий раз ты будешь выполнять приказания своей госпожи без промедления! Во имя…
Ундина словно впиталась в землю, оставив ее сухой.
Когда она исчезла, миссис Дженнингс жестом пригласила нас с Джедсоном войти в ее круг и кинжалом рассекла наши круги, выпуская нас. Серафим легко прыгнул из своего кружка и принялся тереться о ее ноги, громко мурлыча. Она же повторила набор бессмысленных слов и звонко хлопнула в ладоши.
Ударил ветер, раздался рев. Стенки палатки прогибались и хлопали. Я услышал журчание воды и треск огня, а сквозь них – бегущие шаги. Миссис Дженнингс смотрела то сюда, то туда, и там, где ее взгляд падал на стенку палатки, брезент становился прозрачным, и я успевал мельком увидеть какую-то бешеную свистопляску.
Затем все оборвалось с ошеломляющей внезапностью. От тишины у нас зазвенело в ушах. Палатка исчезла. Мы стояли во дворе перед моим главным складом.
Да, он был передо мной! Целый и невредимый, без малейших повреждений от огня или от воды. Я кинулся бегом в ворота, чтобы посмотреть с улицы на магазин. И увидел его таким же, каким он был. Витрины блестели в солнечных лучах, один угол украшала эмблема Ротари-клуба, а на крыше красовалась моя двусторонняя вывеска:
АРЧИБАЛЬД ФРЭЗЕР
СТРОИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ И ПОДРЯДЫ
Вскоре из ворот вышел Джедсон и потрогал меня за плечо:
– Почему ты льешь слезы, Арчи?
У меня глаза на лоб полезли: я ведь даже не заметил.
В понедельник утром дела шли заведенным порядком, и я решил, что все уладилось и мои несчастья остались позади. Но я поторопился с выводами.
Сначала нельзя было заметить ничего сколько-нибудь определенного – просто обычные неполадки, мелкие неприятности, которые случаются у кого угодно и мешают двигаться по накатанной колее. Вы их ожидаете и учитываете в накладных расходах. Но ни одна не стоила внимания, если бы… если бы они не накладывались друг на друга почти непрерывно.
В любом предприятии, если оно солидно, общая сумма убытков из-за непредвиденных случайностей за год должна составлять какой-то определенный процент всех расходов. И в смете его учитываешь заранее. Но в моем предприятии количество происшествий и мелких трудностей возросло настолько, что это заметно съедало прибыль.
Как-то утром два моих фургона вдруг перестали заводиться. Причину отыскать не удалось, и я вынужден был отправить их в мастерскую и взять напрокат фургон, так как остался всего с одним. Мы все доставили вовремя, но мне пришлось уплатить за грузовик, по счетам мастерской и сверхурочные шоферам, так что день оказался просто убыточным.
А на следующее утро я готовился заключить контракт с клиентом, которого уговаривал два года. Контракт был на мелкие работы, но в будущем он мог привести к крупным заказам, поскольку клиент этот владел большим количеством доходной недвижимости – парочкой жилых домов, с полдесятка разных магазинов, а также множеством пригодных для застройки участков по всему городу. Ему постоянно требовались ремонтные работы, а нередко он что-нибудь строил. Если бы он остался доволен мной, то я мог бы рассчитывать на постоянные заказы и быструю их оплату – с такими клиентами стоит иметь дело и при невысокой прибыли.
Мы стояли в торговом зале у дверей моего кабинета и беседовали, оговорив уже почти все. Шагах в трех от нас высилась аккуратная пирамида банок с солнцестойкой краской. Клянусь, ни он, ни я к ней не прикасались, однако пирамида внезапно рухнула с грохотом, от которого можно было оглохнуть.
Но хуже того, с одной из банок слетела крышка, и моего потенциального клиента обдало красной краской. Он так охнул, что я испугался, как бы он не упал в обморок, и увел его в кабинет, где тщетно пытался почистить его костюм носовым платком, стараясь его успокоить.
Он был в жутком состоянии и физически, и душевно.
– Фрэзер! – выкрикнул он в бешенстве. – Вы должны уволить продавца, который опрокинул банки! Вы только посмотрите на меня! Я за этот костюм заплатил восемьдесят пять долларов, а что от него осталось?
– Не будем торопиться, – сказал я мягко, стараясь держать себя в руках. Я никого увольнять не стану по капризу клиента: не люблю, когда мне предъявляют такие ультиматумы. – Никто к ним не подходил.