Он проглотил слюну:
– Нога ничего. А вот земля ходит под ногами вверх и вниз.
– Тихо! – прошептала Стар. – С ним все будет хорошо. Только тихо, если жизнь дорога!
Несколькими минутами позже мы двинулись в путь: я с обнаженным мечом впереди, за мной Стар, вслед за ней Руфо с наложенной на тетиву стрелой и готовый ко всему.
После яркого лунного света я ничего не видел в глубокой лесной тьме, так что шел на ощупь, упираясь в древесные стволы выставленными вперед руками и молясь, чтобы на моем пути, проложенном в нужном нам направлении, не оказалось какого-нибудь дракона. Я, конечно, знал, что по ночам они обычно спят, но как-то не очень доверял им в принципе. А может, у них молодые самцы стоят на страже, как у бабуинов? Я с удовольствием уступил бы и свое место, и свою славу святому Георгию, а сам бы пошел за ним в некотором отдалении.
Один раз мой нос остановил меня – запахло застоявшимся мускусом. Я задержал шаг, и вот передо мной медленно проявилось нечто величиной с контору по продаже недвижимости – дракон, который спал, положив голову на хвост. Я повел свой отряд мимо него, стараясь ступать бесшумно и надеясь, что сердце у меня бьется не так громко, как это кажется.
Мои глаза уже стали привыкать к темноте, и взгляд невольно искал светлые полоски лунных лучей, просачивающихся вниз. Появилось и кое-что еще. Земля тут была покрыта мхом, который слабо фосфоресцировал, подобно светящимся гнилушкам. Слабо. Ох, совсем слабо. Больше всего это походило на свет ночника в темной спальне: входишь – его будто нет, а привыкнешь – вполне светло. Теперь я ясно различал стволы, землю… и драконов.
До этого я думал: ну что такое дюжина или около того драконов на большой лес? Не исключено, что мы их вообще не увидим, как можно не увидеть ни одного оленя в оленьем заказнике.
Человек, который возьмет концессию на открытие платной ночной парковки для драконов в этом лесу, заработает целое состояние, разумеется, если найдет способ заставить драконов выложить денежки. После того как мы «прозрели», мы ни разу их не теряли из поля зрения.
Конечно, это не настоящие драконы. Нет, они еще безобразнее. Больше всего эти ящеры похожи на тираннозавра, больше, чем на что-либо другое, – колоссальный зад, тяжелые задние ноги, гигантский хвост и маленькие передние лапы, которыми они пользуются для ходьбы и для хватания добычи. Голова состоит преимущественно из зубов. Всеядные, тогда как тираннозавры, как мне говорили, хищники. От этого они не делаются лучше, так как тоже охотно жрут мясо, когда есть возможность достать, и даже предпочитают его всему остальному. Еще важнее, что эти драконы разработали такой фокус, как производство собственного горючего газа. Впрочем, как эволюционное приспособление этот фокус не может считаться самым удивительным, если мы вспомним для сравнения способы любви у осьминогов.
Однажды слева, довольно далеко от нас, возник исполинский газовый факел, сопровождаемый громким кряхтением, подобным тому, что издают старые самцы-аллигаторы. Зарево продержалось несколько секунд, потом погасло. Не спрашивайте меня, что там случилось; возможно, двое самцов поспорили из-за самки. Мы продолжали идти вперед, хотя, после того как зарево погасло, пришлось продвигаться медленнее – из-за него мы снова ослепли, и ночное зрение восстановилось не сразу.
У меня на драконов аллергия – это точно, тут не просто глупый страх. Такая же аллергия, как у бедного Руфо на драмамин, только ближе к той, что у некоторых людей вызывается кошачьей шерстью. Сразу же после вхождения в лес у меня начали слезиться глаза, потом заложило нос, и, прежде чем мы прошли первые полмили, я уже изо всех сил тер верхнюю губу, стараясь хотя бы болью предотвратить чих. Когда же и это не помогло, я принялся зажимать пальцами ноздри, кусать губы и загонять чихание внутрь так, что у меня чуть не лопались барабанные перепонки. И все же это произошло как раз в ту минуту, когда мы огибали южный конец дракона, величиной с фуру. Я замер. Остальные – тоже. И стали ждать. Дракон не проснулся.
Только мы снова пошли, как моя возлюбленная оказалась возле меня и остановила прикосновением руки. Она порылась в своей сумочке, что-то в ней нашла, втерла это мне в нос и в ноздри и затем легким толчком дала знать, что можно идти вперед.
Сначала нос у меня закоченел, как от ментоловой мази, потом потерял чувствительность, а вскоре начал прочищаться.
Больше часа продолжалось это казавшееся бесконечным призрачное блуждание между высокими стволами и гигантскими тушами, и я уже считал, что мы благополучно доберемся до цели. Пещера Врат должна была находиться всего лишь в сотне ярдов от нас, я даже видел то место, где, по моим соображениям, был вход в пещеру, причем между ним и нами лежал только один дракон, и тот чуть в стороне от нашего пути.
Я заторопился.
Всему виной тот малыш – ростом не больше валлаби и даже внешне похожий на него, если не считать детских зубов по четыре дюйма каждый. Может быть, он был еще так юн, что просыпался, чтобы попроситься на горшок, не знаю. Все, что мне известно, – это то, что, проходя мимо дерева, за которым лежал малыш, я наступил ему на хвост и он завопил.
Конечно, у него для этого были все основания, но последствия оказались для нас роковыми. Взрослый дракон, что спал между нами и пещерой, тут же проснулся. Он был и не очень-то велик – так, футов сорок, включая хвост.
Старина Руфо приступил к делу с такой быстротой, будто тренировался бесконечно много времени, – он кинулся к южной оконечности этой скотины, стрела наготове, лук натянут, готовый стрелять на бегу.
– Заставь его поднять хвост! – крикнул он.
Я помчался к переднему концу дракона и попытался раздразнить зверюгу, крича и размахивая мечом перед самым его носом, одновременно гадая, на какое расстояние действует его огнемет. У невианского дракона только четыре места, куда можно всадить стрелу, все остальное – броня потолще носорожьей шкуры. Вот эти четыре места: рот (когда он открыт), глаза (попасть трудно – у них маленькие поросячьи глазки) и местечко под хвостом, ранимое у очень многих животных. Я считал, что стрела, посланная в это место, должна сильно повысить те «зуд и жжение», о которых оповещают на последних страницах газет в маленьких объявлениях, что толкуют об «ИЗЛЕЧЕНИИ БЕЗ ХИРУРГИЧЕСКОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА».
Еще я считал, что дракон, будучи не слишком умным, получив сильное раздражение с обоих концов, ко всем чертям потеряет координацию, а мы будем продолжать свое дело до тех пор, пока он или не выйдет из строя, или ему все это не надоест и он удерет. Но мне надо было заставить его поднять хвост, чтобы Руфо было куда всадить стрелу. Эти чудовища такие же тяжелые, как старина Tyrannosaurus rex, нападают стремительно, подняв голову и передние лапы, а для равновесия – и хвост.
Дракон мотал башкой туда и сюда, я же старался обмануть его и не оказаться на линии огня, когда он включит свой огнемет, как вдруг получил удар метановой струей еще до того, как включился механизм зажигания. Я отступил назад так быстро, что споткнулся о драконьего малыша, на которого недавно наступил, перелетел через него и приземлился на плечи, что, видимо, меня и спасло. Огонь вылетел на дистанцию футов двадцать. Взрослый дракон продолжал наступление и преотличненько сжег бы меня, если бы не малыш, оказавшийся между нами. Дракон перестал пускать пламя, но тут Руфо заорал: